Слово «нигилизм» впервые употребил в русской лите-ратуре Н. Надеждин. В статье «Сонмище нигилистов» он говорил о новых течениях в русской литературе и филосо-фии своего времени — конца 20-х — начала 30-х годов XIX века. Но широкое распространение этого понятия началось после того, как в романе И. Тургенева «Отцы и дети» нигилистом был назван главный герой Базаров.

Нигилисты стали появляться в России перед началом великих реформ императора Александра II, когда на сме-ну дворянам в литературе и общественной жизни на пер-вые роли выдвинулись образованные разночинцы — деклассированные люди, покинувшие свои сословия: дети духовных лиц, купцов, мещан и мелких чиновников. По причине недовольства существованием крепостного права и реакционного режима Николая I в их среде возникло революционное брожение. Разночинцы считали реакцион-ной силой и православную церковь, а потому не только отрекались от нее, но и становились атеистами, сторонни-ками материализма, который к тому времени имел широ-кое распространение в Западной Европе.

Христианский идеал абсолютного добра в Царстве Бо-жьем нигилисты заменили идеей земного материального благополучия. Они верили, что эта идея вполне дости-жима в форме социализма, а потому проповедовали рево-люцию. В своем отрыве от народных традиций они неред-ко проявляли максимализм и экстремизм.

Нигилисты проповедовали свободную любовь без заботы о ребенке, отрицание религии, яростную защиту своих прав без признания своих обязанностей, а в имущественных отношениях — правило: «Все мое — мое, и все твое — тоже мое».

В произведениях русской литературы XIX века отрица-тельные проявления нигилизма изображены с разных сто-рон. К примеру, стоит вспомнить Марка Волохова из ро-мана Н. Гончарова «Обрыв», который таскает яблоки из чужого сада и говорит: «Привык уж все в жизни без позво-ления делать, так и яблоки буду брать без просу: слаще так!». Или то, как он надел хорошее пальто Райского, которое так и не вернул. Желая овладеть Верой, он гово-рит ей, что «замуж выходить нелепо»: «Вы еще не жен-щина, а почка; вас надо еще развернуть, обратить в жен-щину; я зову вас на опыт». Вера мечтает о счастье на всю жизнь, а Волохов говорит: «Хватай на лету, а потом беги прочь». Отрицая мораль, долг, он советует «свободно от-даваться впечатлениям».

Базаров у Тургенева считает «вздором» всякие «идеа-лы», «романтизм». Но он при этом не ворует, не вытягивает денег из родителей, а усидчиво работает. Он плохо вос-питан, категорично отрицает то, чего сам не понимает. По его мнению, поэзия — ерунда; читать Пушкина — потерянное время, заниматься музыкой — смешно, а на-слаждаться красотой природы — нелепо. Д. Писарев — самый яркий и талантливый представитель русского ниги-лизма — так обозначил смысл романа Тургенева: «Тепе-решние молодые люди увлекаются и впадают в крайнос-ти, но в самых увлечениях сказывается свежая сила и неподкупный ум».

Те же «новые русские» представлены и в романе Н. Чернышевского «Что делать?» — Лопухов, Кирсанов, Вера Павловна. Лопухов — студент медицины, который мечтает стать профессором и посвятить свою жизнь люби-мой науке. Вдруг он оставляет свои мечты, чтобы найти заработок, который даст ему возможность жениться на Вере Павловне и освободить ее от низменной среды ее семьи. Но Веру Павловну полюбил и Кирсанов — друг Лопухова, успевший стать профессором. Не желая мешать счастью своего друга, он, чтобы оттолкнуть от себя друга и Веру Павловну, говорит при них всякие пошлости. Свой посту-пок Кирсанов не желает называть благородным, потому что благородство — пышное, двусмысленное, темное слово.

Он говорит, что он — эгоист, а поступок его — расчетли-вый. Если человек оценивает какой-то свой поступок как «геройский подвиг великодушия», то это «эгоизм повора-чивает твои жесты так, что ты корчишь человека, упор-ствующего в благородном подвижничестве». Материал с сайта

Спустя несколько лет болезнь Лопухова снова приво-дит Кирсанова в его семью. И тут Вере Павловне и Кирса-нову становится понятно, что они любят друг друга. Видя это, Лопухов симулирует самоубийство, уезжает в Амери-ку, а через несколько лет возвращается под именем мистера Бьюмонта. Н. Чернышевский пишет, что Лопухов так лю-бил жену, что готов был для нее «на смерть, на всякое мучение». Но сам Лопухов так объясняет свой поступок: «Я действовал в собственном интересе, когда решился не мешать ее счастью». И Кирсанов говорит, что «он все де-лал из эгоистического расчета, для собственного удоволь-ствия».

Яркие образы нигилистов представлены в произведе-ниях Ф. Достоевского. Вспомните поведение Антипа Бурдовского и его компании в романе «Идиот», когда они явились к князю Мышкину и заявили претензии на на-следство, к которому Бурдовский не имел никакого отно-шения. Черная, сатанинская сторона нигилизма представ-лена в романе «Бесы» образом революционера Петра Вер-ховенского, который организует убийство Шатова.

Порождением русского нигилизма были отрыв от тра-диционных жизненных устоев отцов, отказ от религии и философия материализма. Мне кажется, что нет ничего удивительного в проявлении нигилистического духа отри-цания, который порой демонстрируют молодые люди. Уди-вительно то, что мы плохо усваиваем уроки прошлого. А в этом случае нам придется переживать его снова и снова, пока однажды оно полностью не повторится. Только на этот раз — в довольно искаженной форме.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• какие идеи проповедовал нигилисты?
• какие идеи проповедовали нигилисты
• нигилизм в русской литературе xix векадиплом
• нигилисты в русской литературе
• образы нигилистов в романе «идиот».

ЦЕННОСТНЫЙ ОПЫТ

ББК 83.3(2Рос=Рус)1 + 87.8 УДК 821.161.1"18" + 165.721

Т.В. Шоломова

эстетизация нигилизма в русской литературе xix века:

к вопросу о пространственных и временных границах

Русский нигилизм середины XIX в. представляется массовым явлением, захватившим русскую культуру в масштабах страны по меньшей мере на два десятилетия. Между тем, кроме нескольких литературных героев (Базаров, Верховенский, Кириллов) и ровно двух общественных деятелей (Д.И. Писарев и С.Г. Нечаев) причислить к конкретным нигилистам некого. В массе своей нигилизм как движение состоял из эпигонов, так что главными нигилистами следовало бы признать Ситникова и Кукшину. Нигилизм был явлением сугубо петербургским, не приживавшимся в провинции. Видимость жизнеспособности ему придали два романа - «Отцы и дети» и «Бесы», в категориях которых мы до сих пор воспринимаем и описываем русский нигилизм.

Ключевые слова:

кризис, нигилизм, нигилист, разрушение, ценности, эстетизация.

Шоломова Т.В. Эстетизация нигилизма в русской литературе XIX века: к вопросу о пространственных и временных границах явления // Общество. Среда. Развитие. - 2015, № 3. - С. 127-131.

© Шоломова Татьяна Валентиновна - кандидат философских наук, доцент, Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург, e-mail: [email protected]

Актуальность темы данного исследования обусловлена неугасающим интересом к проблеме современного нигилизма. Следует отметить, что в центре внимания в последние десятилетия систематически оказывается правовой нигилизм. Поскольку проблему описывают, в основном, юристы и лишь изредка культурологи , сложно сказать, насколько социально-политический нигилизм XIX в. является предтечей современных нигилистических проявлений. Тем не менее, своему историческому предшественнику современный нигилизм обязан как минимум названием.

В данной статье обосновывается локальность русского нигилизма XIX в., его временная и пространственная ограниченность вопреки исторически укоренившемуся убеждению, что это было широчайшее молодежное движение, отразившее как кризис сознания, так и духовные запросы своей эпохи.

Русский нигилизм обычно определяют как отрицание общепринятых ценностей, идеалов и норм - моральных, эстетических, культурных, правовых, политичес-

ких, экономических и прочих. Это отрицание нашло выражение в конкретных поступках (жестах), по которым нигилиста можно было с легкостью обнаружить. Важнейшим из этих жестов оказались смена прически, переодевание, намеренная демонстрация нарочитой грубости манер.

Русский нигилизм как явление жестко локализован во времени (я постараюсь показать, что и в пространстве). В первую очередь, это «русский нигилизм 1860-х гг.» -«своеобразное отражение идеологии и психологии эпохи кризиса крепостничества и всех его порождений в философии, морали, быту» . В этом случае нигилизм описывается как «ранний период формирования революционно-демократического лагеря». Особенности русского нигилизма (система нигилистических жестов и предполагаемая эволюция в революционно-демократическое движение) дают основания для определения его как социально-политического - в отличие от эсте- о

тического (английского и французского) о и философского (немецкого) . Ц Иногда нигилизм определялся как «скеп- о

тическое мировоззрение, отрицающее все объективные и субъективные ценности», а также как «радикальная разночинная интеллигенция 60-х - начала 70-х годов, хотя последняя не только не отрицала, а имела очень определенные убеждения» . И даже существует определение нигилизма как «полемического термина для обозначения крайностей движения 60-х годов» . Возможно, это последнее ближе всего к истине.

Никто точно не может сказать, когда русский социально-политический нигилизм перестал существовать, но дата его возникновения совершенно точно известна: публикация романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» во второй книжке «Русского вестника» за 1862 г. Притом, что главный герой романа Евгений Васильевич Базаров, студент Медико-хирургической академии, сам ни разу не называет себя нигилистом, и никто из описанных в романе нигилистов сам себя не называет так. Слово «нигилист» употребляется в романе 14 раз, причем всегда в третьем лице - не удивительно, что оно не прижилось в качестве самоназвания - таковым оказались «реалисты» (по крайней мере, по утверждению представителей враждебного лагеря) , вероятно, не без влияния одноименной статьи Д.И. Писарева. Не прижилась также шутка А.И. Герцена про «сан-кринолины» по аналогии с санкюлотами . Первым слово «нигилист» в романе произносит Аркадий Кирсанов, сразу же поясняющий изумленному отцу, что это значит: «человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип» .

После публикации романа все заметили, что «нигилисты среди нас» - все, кроме Н.Г. Чернышевского, который в крепости писал собственный роман о передовых («новых») людях, не принимая во внимание ни неряшливой одежды, ни отсутствия кринолина, ни необходимости отрицать всякий авторитет и грубить гостеприимным хозяевам за утренним чаем. Больше всего в романе идейного оппонента его заинтересовал лопух. Также Чернышевский ничего не знал про синие очки, длинноволосых юношей и стриженых девушек, то есть про реальную молодежную моду - возможно, потому, что передовую женщину Веру Павловну списал с собственной жены. Как бы то ни было, в 1862 г. все увидели новое социальное явление, молодежную субкультуру, как сказали

бы сейчас, причем увидели именно ее «тургеневский», а не «чернышевский» вариант. Так что именно увидели современники?

Если мы сейчас попробуем реконструировать т.н. «визуальный ряд» русского нигилизма, то обнаружим следующее: о том, как нигилисты выглядели, можно много прочитать, но сложно посмотреть: отсутствие кринолина, стриженые волосы у женщин и длинные у мужчин , синие очки, «дабы не мрачить единый свет разума» . Эти внешние признаки дополнительно подчеркивают смену моделей поведения и социальных ролей: люди и так ходили в книжную лавку братьев Серно-Соловьевичей поглазеть на первую женщину-продавца А.Н. Энгельгардт, так она еще была в синих очках . Фотографии (по крайней мере, известные растиражированные фотографии) соответствующего периода не дают полного представления о внешнем виде нигилистов, о том, что же так шокировало ревнителей традиционных ценностей - достаточно взглянуть хоть на снимки А.П. Сусловой (стриженые волосы не так сильно бросаются в глаза, юбка остается пышной и без кринолина). Привычный нам визуальный образ нигилизма оформился позже в живописи 1870-х гг. в картинах И.Е. Репина, Н.А. Ярошенко, В.Е. Маковского и др. Но до сих пор исследования о «людях 1860-х годов» иллюстрируют картинами, написанными на 10-20 лет позже (например, книга О.М. Гончаровой ), и мы все искренне принимаем за образ подлинного шестидесятника образ представителя следующего поколения.

Второй важный вопрос - сколько на самом деле было нигилистов и даже - кого в действительности следовало бы так называть? От того, кто именно будет определен как нигилист, зависит ответ на вопрос о хронологических рамках явления. Потому что термин «нигилизм» употребляется в самом широком значении, и в число нигилистов включаются все, начиная от ранних теоретиков (Чернышевского и Добролюбова) и до поздних практиков, например, группы Шевырева-Ульянова (я сама когда-то написала диссертацию, в которой слово «революционер» означало «нигилиста в предельной степени» ). Эта точка зрения широко распространена как в отечественной науке, так и в зарубежной (как и общемировая склонность иллюстрировать явление картинами Репина и Ярошенко рубежа 1870-1880-х гг). Тогда следует признать, что первые нигилисты вышли на историческую арену даже раньше 1859 г. - времени действия романа

«Отцы и дети». Верхней границей может быть угасание революционной практики, например, «Второе первое марта» 1887 г. То есть нигилизм - явление исключительно широкое, имеющее не только вполне определенный визуальный ряд (окончательно оформившийся, однако, не в 1860-е гг., а на десятилетие позднее), но и множество самых разнообразных проявлений, вплоть до бомбометания.

Но возможен и другой подход к проблеме. Позволю себе высказать предположение, что описанный Тургеневым нигилизм был, напротив, чрезвычайно узким явлением, и только по недоразумению сначала и по традиции потом это название стали употреблять по отношению к совершенно разным общественным движениям - от «брожения умов» (которое еще иногда описывают как «революционную ситуацию») рубежа 50-60-х гг. XIX в. - и до террористической деятельности 1870-1880-х гг.

В письме К.К. Случевскому Тургенев объяснял, почему выбрал именно такое слово: «и если он называется нигилистом, то надо читать: революционером» . Если Тургенев понимал под революционером именно того, кто готовит революционное выступление, а не употреблял слово в метафорическом смысле для обозначения деятеля, способного в определенной области самым решительным образом изменить ход вещей, то здесь возникали дополнительные основания для дезориентации современников. Потому что революционеров в обоих смыслах слова обычно очень мало, а все особенности описанного в романе явления распространили на самые широкие круги молодежи и ожидали от этих самых широких кругов того, чего ожидать не стоило бы. И это привело как минимум к неправильному пониманию того, что такое нигилизм, и к обнаружению его там, где его в действительности не было. За нигилизм принимали отдельные, хотя и совершенно определенные жесты, т.е. поверхностные подражательные проявления, в то время как нигилизм - это фундаментальный кризис ценностей в сознании нигилиста. Понятно, что кризис этот каким-то образом проявляет себя на практике - решили, что проявляет через смену прически или ношение синих очков, но вполне возможно, что решили ошибочно.

Д.И. Писарев чувствовал истинную природу и глубину этого кризиса прекрасно и писал про Базарова прямо, что для того не существует разницы между добрым и злым, хорошим и плохим, и он не ворует и не режет людей только потому, что ему это все не

нравится - «он не украдет носового платка также, как не станет есть тухлой говядины», то есть это дело исключительно вкуса и расчета, а не следования идеалам или принципам . Идеалы стираются в сознании нигилиста до полного неразличения, а такое бывает крайне редко. Как ни странно, как раз Чернышевский отличался неспособностью отличать хорошее от плохого - стоит вспомнить, как показаны в романе «Что делать?» семья и брак, когда самому автору кажется нормальным, что, если мужу притвориться мертвым, то жена сможет выйти замуж за другого, да и сам муж благополучно женится на другой, и все будут соседствовать и жить весело и дружно. Такого рода неспособность отличать одно от другого привела к известной сцене из счастливого будущего, когда резвящиеся пары по очереди покидают зал и потом возвращаются, т.е., по замечанию Набокова, к утверждению «ходячих идеалов, выработанных традицией развратных домов» , воспроизведенных под видом истинно свободной любви грядущего века.

Настоящий нигилизм еще и не сводится к демонстративному поведению, к «нигилистическому» поступку, поскольку дерзкий поступок может быть попыткой проверить устойчивость ценностей, а не следствием их неразличения или безразличием к ним. Например, юный Вася Слепцов весной 1853 г. вошел в алтарь домовой церкви Пензенского дворянского института и упал там в обморок, а объяснил это тем, что, войдя в алтарь, сказал: «Не верую», чтобы проверить, что будет дальше . Формально поступок нигилистический - человек совершает нечто недозволенное, демонстрирует пренебрежение к традиционным ценностям. А фактически, если мальчик упал от напряжения в обморок, стало быть, ожидал ответа от Бога и признавал его существование, так что какой же это нигилизм? Это совсем не то, что мышь, запущенная за разбитое стекло иконы в романе «Бесы».

А.И. Новиков в своем исследовании приводит в числе прочих классификацию раннесоветского историка Н. Рожкова, выделявшего наряду с другими «нигилистическую» революционную группу - Д.И. Писарева и С.Г. Нечаева . Больше никого и нет - Варфоломея Зайцева еще с некоторой натяжкой можно отнести к нигилистам, может быть, с еще большей натяжкой, издателя журнала «Русское слово» Г.Е. Благосветлова как главного поощ-рителя нигилизма (но всю славу журнала составлял один Писарев; после его ухода

все нигилистическое влияние кончилось). Подлинный нигилизм был до крайности редок, и с классификацией Рожкова лучше согласиться - Писарев и Нечаев, теоретик и практик. Всё. Все остальные нигилисты, заполнившие пространство и создающие видимость массовости - эпигоны. Синие очки так запомнились современникам потому, что в них-то и было дело, под очками был не кризис ценностей, а стремление его имитировать, и далее этих синих очков нигилизм не шел.

И тут возникает еще одна важная проблема: нигилизм как явление петербургское, не выдержавшее столкновения с инерцией провинциальной жизни. Действие «Отцов и детей» происходит в русской деревне, куда нигилизм заносится как столичное поветрие, и где он очень быстро умирает. У Аркадия нигилизм умирает в душе, Базаров умирает физически, а Кук-шиной как эпигона нигилизма на самом деле еще нет, потому что в описываемом 1859 г. никто в России не знает, что явиться на бал «безо всякой кринолины и в грязных перчатках» - это нигилизм. Но неприглядная правда русской действительности такова, что, по итогам развития сюжета, главными фигурами и самыми заметными действователями следующего периода, известного нам как «русский нигилизм», оказались именно Авдотья Кукшина и Виктор Ситников. Мы помним финал романа: Кук-шина прекрасно процветает в Гейдельбер-ге, Ситников нашел себя в Петербурге, где «продолжает дело Базарова» . Причем Кукшина и Ситников сами себя не ощущают изнутри эпигонами, они абсолютно уверены в полном соответствии своего поведения жизненной программе своего идейного лидера - они воплощают идеал. Почему никто не обратил внимания, что начитавшаяся романа молодежь тоже взялась «продолжать дело Базарова» не хуже, надо полагать, Ситникова, точно также не ощущая изнутри собственного эпигонства. Непонятно, сознательно так написал Тургенев или бессознательно, но интересно, что даже такие сторонники нигилизма, как Герцен и Писарев обсуждали всерьез нежизнеспособного и вполне себе локального Базарова и не считали необходимым внимательно относиться к Кукшиной и Ситникову как единственным реальным деятелям нигилизма. А ведь именно эпигоны оказались подлинными носителями русского нигилизма; за редчайшим исключением никого, кроме эпигонов, в реальном русском нигилизме не было. И как Базаров не называл себя нигилистом, так и реальный нигилизм

продолжал существовать во внешних оценках: простой народ ругался обидным словом «нигилист» , иногда производя его от слова «глист» .

Нигилизм создали русские писатели -Тургенев его описал (отчасти, видимо, придумал) - и русский нигилизм появился. Рожденный нигилизм поддержал критик Писарев - потому что при его резком складе ума иначе как нигилистом его и не назвать. Нигилизм Писарева - теоретический нигилизм, нигилизм разрушающего слова. Но боевой призыв Писарева не вызвал к жизни реальных нигилистов. Кто еще нигилист? Герцен в полемике с Писаревым придал явлению иллюзию жизнеспособности, поскольку обсуждал его как нечто реально существующее. Писарев утонул в 1868 г., и теоретический период нигилизма закончился. Следующих «говорящих уст» он не нашел.

В 1869 г. Нечаев и нечаевцы убили студента Московской сельскохозяйственной академии Ивана Иванова - так начался период практического нигилизма, переход от слова к делу. Но и это убийство, несмотря на цинизм мотива и исполнения, осталось бы локальным явлением. Нигилизм нечаевского толка вышел за границы Москвы и даже России снова благодаря русской литературе - если бы Ф.М. Достоевский не написал роман «Бесы», провинциальная история не превратилась бы в событие вселенского масштаба. Именно под пером Достоевского нигилизм обрел недостающие ему глубину и объем, выявил и показал органически присущую ему тягу к смерти (которой отличался уже Базаров, иначе почему он не взял с собой средство дезинфекции, отправляясь препарировать тифозный труп?). У нигилизма появились разновидности - нигилизм Петра Верхо-венского, нигилизм Николая Ставрогина (неспособность которого отличать доброе от злого Тихон комментирует евангельскими словами: «о если б ты был холоден или горяч! Но поелику ты тепл, то изблюю тебя из уст моих» ) и нигилизм Алексея Кириллова. Нигилизм Верховен-ского самый очевидный и кажется самым разрушительным, и впоследствии именно его описывали как самый опасный: Петру-ша стремится насладиться гибелью других и даже целого мира, старательно оберегая при этом себя самого как воспринимающий субъект. Но в действительности главный русский нигилист - это Кириллов, пренебрегающий профессиональным долгом ради идеи (на что Базаров, как известно, никогда не решался). Если Верховен-

скии умело организует разрушение вокруг тура не только вызвала нигилизм к жиз-

себя и наслаждается открывшимся зрели- ни, подробно охарактеризовала, сделала

щем, то Кириллов уничтожает мир вместе влиятельным, но она же способствовала

с собоИ, то есть уничтожает даже того, кто и тому, что название «нигилизм» распро-

мог бы воспринять и оценить разрушения. странилось потом и на участников револю-

Этому нигилизму уже все равно где реали- ционного движения (изданный в Лондоне

зовываться - скромные масштабы губерн- роман С. Степняка-Кравчинского «Андрей

ского города для него не помеха, а лишнее Кожухов» первоначально назывался

свидетельство всепобеждающей силы. «Карьера нигилиста» - и это была именно

Таким образом, русский нигилизм история русского революционера, расска-

XIX в. - явление больше литературное, занная для представителей другой куль-

чем существующее на самом деле (в ре- туры с целью вызвать сочувствие). И если

альной действительности отсутствие не- русский нигилизм XIX в. - явление более

обходимого для подлинного нигилизма всего литературное, то его хронологичес-

кризиса ценностей компенсировалось мно- кие границы - 1862-1870 гг., от публикации

гочисленными намеками на него). Литера- «Отцов и детей» до публикации «Бесов».

Список литературы:

Герцен А.И. Былое и думы. 1852-1868. Части VI-VIII / Герцен А.И. Собрание сочинений в 30 т. -Т. 11. - М.: Издательство академии наук СССР, 1957.

Герцен А.И. Скоты / Герцен А.И. Полное собрание сочинений: в 30-ти т. - М., 1954-1964. - Т. 19.

Гончарова О.М. «Новые люди» эпохи 1860-х: идеи - тексты - социопрактики: лекции по истории русской культуры - СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2011/ - 139 с.

Де Пуле М. Нигилизм как патологическое явление русской жизни. - М.: В университетской типографии на Страстном бульваре, 1881. - 53 с.

Достоевский Ф.М. Бесы / Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. - Т.10. - Л.: Издательство «Наука», Ленинградское отделение, 1974. - 516 с.

Достоевский Ф.М. Бесы. Глава «У Тихона». Рукописные редакции / Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. - Т.11. - Л.: Издательство «Наука», Ленинградское отделение, 1974. - 414 с.

Краус В. Нигилизм сегодня, или Долготерпение истории. Следы рая. Об идеалах. Эссе / Пер. с нем. А. Карельского, Е. Кацевой и Э. Венгеровой. - М.: Радуга, 1994. - 256 с.

Новиков А.И. Нигилизм и нигилисты. Опыт критической характеристики. - Л.: Лениздат, 1972. -296 с.

Набоков В.В. Дар. / Набоков В.В. Русский период. Собрание сочинений в 5 т. - Т. 4. - СПб.: Симпозиум, 2000. - С. 188-541.

Ольхова Л.Н. Трансформация модусов отрицания в русской культуре переходных эпох: монография. - М.: МГИМО-Университет, 2007. - 304 с.

Панаева А.Я. Воспоминания. М.: Захаров, 2002. - 445 с.

Писарев Д.И. Базаров / Писарев Д.И. Полное собрание сочинений и писем в 12 т. - Т. 4. Статьи и рецензии 1862 (январь-июнь). - М.: Наука, 2001. - С. 164-201.

Писарев Д.И. Реалисты / Писарев Д.И. Полное собрание сочинений и писем в 12 т. - Т. 6. Статьи 1864 (апрель-декабрь). - М.: Наука, 2003. - С. 222-353.

Сапронов П.А. Путь в Ничто. Очерки русского нигилизма. - СПб.: ИЦ «Гуманитарная академия», 2010 - 400 с.

Степняк-Кравчинский С.М. Андрей Кожухов. - М.: Советская Россия, 1978. - 336 с.

Тургенев И.С. Отцы и дети / Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем в 28 т. Сочинения. - Т. 8. - М.-Л.: Наука, 1964. - С. 193-402.

Тургенев И.С. Письмо Случевскому К.К. от 14(26).04.1862 / Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем в 28-ми т. - Письма. Т. 4. - М.-Л.: Наука, 1962. - С. 379-382.

Утарбеков Ш.Г. Преодоление правового нигилизма в Российской федерации (вопросы конституционного регулирования): монография - Челябинск: ИИУМЦ «Образование», 2010 - 146 с.

Чернышевский Н.Г. Что делать? / Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений: в 15-ти т. - Т. XI. Под ред. П.И. Лебедева-Полянского. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1939.

Шелгунов Н.В. Воспоминания / Шелгунов Н.В., Шелгунова Л.П., Михайлов М.Л. Воспоминания: в 2-х т. - Т. I . - М.: Художественная литература, 1967. - 510 с.

Шоломова Т.В. Эстетика русского нигилизма (1860-1880 годы). Дисс. ... канд. филос. наук. - СПб., 1999. - 173 с.

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. - т. XXI. - СПб., 1897. - С. 11.

Энциклопедический словарь товарищества «Бр. А и И. Гранат и К°». Изд-е 7-е, совершенно переработанное. - М.: т-во Бр. А. и И.Гранат и К°», 1910-1948. - Т. 30. - С. 167-168.

Якушин Н.И. «Крупный, оригинальный талант» // Слепцов В.А. Проза. / Сост., вступ. ст. и примеч. Н.И.Якушина. - М.: Советская Россия, 1986. - 336. с.

Hinghley R. Nihilists. Russian Radicals and Revolutionaries in the Reign of Alexander II (1855-1881). -London, 1967. - 128 p.

Русский нигилизм

Нигилизм есть характерно русское явление, в такой форме неизвестное Западной Европе. B узком смысле нигилизмом называется эмансипационное умственное движение 1860-х годов и его главным идеологом признается Писарев. Тип русского нигилиста был изображен Тургеневым в образе Базарова. Но в действительности нигилизм есть явление гораздо более широкие, чем писаревщина, его можно найти в подпочве русских социальных движений, хотя нигилизм сам по себе не был социальным движением. Нигилистические основы есть у Ленина, хотя он и жил в другую эпоху. Мы все нигилисты, говорил Достоевский.

Русский нигилизм отрицал Бога, дух, душу, нормы и высшие ценности. И тем не менее нигилизм нужно признать религиозным феноменом. Возник он на духовной почве православия, он мог возникнуть лишь в душе получившей православную формацию. Это есть вывернутая наизнанку православная аскеза, безблагодатная аскеза. B основе русского нигилизма, взятого в чистоте и глубине, лежит православное мироотрицание, ощущение мира лежащия во зле, признание греховности всякого богатства и роскоши жизни, всякого творческого избытка в искусстве, в мысли. Подобный православной аскетике нигилизм был индивидуалистическим движением, но также был направлен против творческой полноты и богатства жизни человеческой индивидуальности. Нигилизм считает греховной роскошью не только искусство, метафизику, духовные ценности, но и религию. Все силы должны быть отданы на эмансипацию земного человека, эмансипацию трудового народа от непомерных страданий, на создание условий счастливой жизни, на уничтожение суеверий и предрассудков, условных норм и возвышенных идей, порабощающих человека и мешающих его счастью. Это - единое на потребу, все остальное от лукавого.

B умственной сфере нужно аскетически довольствоваться естественными науками, которые разрушают старые верования, низвергают предрассудки, и политической экономией, которая учит организации более справедливого социального строя. Нигилизм есть негатив русской апокалиптичности. Он есть восстание против неправды истории, против лжи цивилизации, требование, чтобы история кончилась и началась совершенно новая, внеистореская или сверхисторическая жизнь. Нигилизм есть требование оголения, совлечения с себя всех культурных покровов, превращение в ничто всех исторических традиций, эмансипация натурального человека, на которого не будет более налагаться никаких оков.

Умственный аскетизм нигилизма нашел себе выражение в материализме, более утонченная философия была объявлена грехом. Русские нигилисты 60-х годов - я имею в виду не только Писарева, но и Чернышевского, Добролюбова и др, - были русскими просветителями, они объявили борьбу всем историческим традициям, они противополагали «разум», существование которого в качестве материалистов признавать не могли, всем верованиям и предрассудкам прошлого. Но русское просветительство, по максималистическому характеру русского народа, всегда оборачивалось нигилизмом. Вольтер и Дидро не были нигилистами. B России материализм принял совсем иной характер, чем на Западе. Материализм превратился в своеобразную догматику и теологию. Это поражает в материализме коммунистов. Но уже в 1860-х гг. материализм получил эту теологическую окраску, он стал морально обязательным догматом и за ним была скрыта своеобразная нигилистическая аскеза. Был создан материалистический катехизис, который был усвоен фанатически широкими слоями левой русской интеллигенции. Не быть материалистом было признано нравственно подозрительным. Если вы не материалист, то значит, вы за порабощение человека и народа.

Отношение русских нигилистов к науке было идолопоклонническим. Наука, - под которой понимались, главным образом, естественные науки, в то время окрашенные в материалистический цвет, - стала предметом веры, она была превращена в идол. B России в то время были и замечательные ученые, которые представляли особенное явление. Но нигилисты-просветители не были людьми науки. Это были верующие люди и догматически верующие. Менее всего им свойствен был скептицизм. Методическое сомнение Декарта мало подходит к нигилистам, да и вообще к русской природе. Типический русский человек не может долго сомневаться, он склонен довольно быстро образовывать себе догмат и целостно, тотально отдавать себя этому догмату. Русский скептик есть западный в России тип. B русском материализме не было ничего скептического, он был верующим.

B нигилизме в деформированном виде огразилась еще одна черта русского православного религиозного типа - нерешенность на почве православия проблемы культуры. Аскетическое православие сомневалось в оправданности культуры, склонно было видеть греховность в культурном творчестве. Это сказалось в мучительных сомнениях великих русских писателей относительно оправданности их литературного творчества. Религиозное, моральное и социальное сомнение в оправданности культуры, есть характерно русский мотив. У нас постоянно сомневались в оправданности философского и художественного творчества. Отсюда борьба против метафизики и эстетики. Вопрос о цене, которой покупается культура, будет господствовать в социальной мысли 70-х годов. Русский нигилизм был уходом из мира, лежащего во зле, разрывом с семьей и со всяким установившимся бытом. Русские легче шли на этот разрыв, чем западные люди. Греховными почитались государство, право, традиционная мораль, ибо они оправдывали порабощение человека и народа. Замечательнее всего, что русские люди, получившие нигилистическую формацию, легко шли на жертвы, шли на каторгу и на виселицу. Они были устремлены к будущему, но для себя лично они не имели никаких надежд, ни в этой земной жизни, ни в жизни вечной, которую они отрицали. Они не понимали тайны Креста, но в высшей степени были способны на жертвы и отречение. Они этим выгодно отличались от христиан своего времени, которые проявляли очень мало жертвоспособности и были соблазном, отталкивающим от христианства. Чернышевский, который был настоящим подвижником в жизни, говорил, что он проповедует свободу, но для себя никакими свободами никогда не воспользуется, чтобы не подумали, что он отстаивает свободы из эгоистических целей. Удивительная жертвоспособность людей нигилистического миросозерцания свидетельствует о том, что нигилизм был своеобразным религиозным фенюменом.

Не случайно в русском нигилизме большую роль играли семинаристы, дети священников, прошедшие православную школу. Добролюбов и Черньшевский были сыновья протоиереев и учились в семинации. Ряды разночинной «левой» интеллигенции у нас пополнялись в сильной степени выходцами из духовного сословия. Смысл этого факта двоякий. Семинаристы через православную школу получали формацию души, в которой большую роль играет мотив аскетического мироотрицания. Вместе с тем в семинарской молодежи второй половины 50-х годов и начала 60-х годов назревал бурный протест против упадочного православия XIX века, против безобразия духовного быта, против обскурантской атмосферы духовной школы. Семинаристы начали проникаться освободительными идеями просвещения, но проникаться по-русски, т. е. экстремистски, нигилистически. Немалую роль тут играло и rеssiаntimеnt семинаристов к дворянской культуре.

Вместе с тем в молодежи пробудилась жажда социальной правды, которая была в ней порождением христианства, получившего новую форму. Семинаристы и разночинцы принесли с собой новую душевную структуру, более суровую, моралистическую, требовательную и исключительную, выработанную более тяжелой и мучительной школой жизни, чем та школа жизни, в которой выросли люди дворянской культуры. Это новое молодое поколение изменило тип русской культуры. Тип культуры шестидесятников, Добролюбова, Чернышевского, нигилистов, возраставшей революционной интеллигенции был пониженный по сравнению с типом дворянской культуры 1830-х и 1840-х годов, культуры Чаадаева, И. Киреевского, Хомякова, Грановского, Герцена. Культура всегда образуется и достигает более совершенных форм путем аристократического отбора. Демократизуясь, распространяясь в ширь на новые слои, она понижается в своем уровне и лишь позже, путем переработки человеческого материала, культура может опять повыситься.

B малых размерах в слое интеллигенции в 1860-е годы в России произошел тот же процесс, который в широких, всенародных масштабах произошел в русской революции. Изменение типа культуры выразилось прежде всего в изменении направления сознания и тем культуры. Это было предрешено уже Белинским в последний период его развития. «Идеалисты» 1840-х годов интересовались, главным образом, гуманитарньгми науками, философией, искусством, литературой. Нигилисты 1860-х годов интересовались, главным образом, естественными науками и политической экономией, что определило уже интересы коммунистического поколения русской революции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Истоки и смысл русского коммунизма автора Бердяев Николай

Из книги Постмодернизм [Энциклопедия] автора Грицанов Александр Алексеевич

НИГИЛИЗМ НИГИЛИЗМ (лат. nihil - ничто) - исходно - одна из характерных черт буддистской и индуистской философии. Согласно присущему им Н. (или пессимизму), в посюстороннем мире в принципе не присутствует изначальная реальность, ибо она не имеет имени и формы; оформленной же и

Из книги Бунтующий человек автора Камю Альбер

Из книги Инерция страха. Социализм и тоталитаризм автора Турчин Валентин Фёдорович

НИГИЛИЗМ И ИСТОРИЯ В течение ста пятидесяти лет метафизического бунта и нигилизма вновь и вновь под различными масками упорно являл свое изможденное лицо человеческий протест. Все, восставшие против удела человеческого и его творца, утверждали одиночество человека,

Из книги Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей автора Ницше Фридрих Вильгельм

Марксистский нигилизм Многих приверженцев марксизма привлекают в нем его пози­тивные аспекты: социалистические идеалы и решимость искать действенные методы для их осуществления. Однако нигилисти­ческий аспект марксизма - это его важнейшая черта, определя­ющая

Из книги Манифест философии автора Бадью Ален

I. Нигилизм

Из книги Возвращение примитива [Антииндустриальная революция] автора Рэнд Айн

5. Нигилизм? Мы не согласны ни с тем, что слово «техника», даже если заставить откликнуться в нем греческое?????, пригодно, чтобы указать на сущность нашего времени, ни с тем, что имеется некоторое полезное для мысли соотношение между «планетарным господством техники» и

Из книги Писарев автора Демидова Нина Васильевна

14. Мультикультурный нигилизм Питер ШварцЧтобы подняться выше первобытного уровня, человеку пришлось осознать факт существования ценностей. Каждый шаг вперед требовал понимания не только того, как сделать этот шаг, но и того, почему это действие представляет ценность,

Из книги Конец стиля автора Парамонов Борис Михайлович

V. Нигилизм и реализм В условиях тюремного режима продолжало формироваться мировоззрение Писарева. Друзья и сотрудники по «Русскому слову» часто навещали его, приносили ему книги, журналы, письма и вести с воли. В письмах к матери Писарев неоднократно упоминал, что,

Из книги Расовый смысл русской идеи. Выпуск 2 автора Авдеев В. Б.

Из книги Сочинения [сборник] автора Бердяев Николай

В. Л. Махнач с. Н. Марочкин Русский город и русский дом Где жить русскому народу? Человеку современного биологического вида около 40 тыс. лет. Из них более семи тысяч лет человек живет в городе. Знаменитый Иерихон, древнейшие городские поселения на Кипре и в южной части

Из книги Философский словарь автора Конт-Спонвиль Андре

Глава II. Русский социализм и нигилизм

Из книги По ту сторону добра и зла. Воля к власти (сборник) автора

VII. Формализм и нигилизм Одна из инкарнаций смысла?– технические изобретения. Если в театрализованной социокультуре смысл воплощает себя так, как будто бы он был всего-навсего значением, утаивая свою амбивалентность (мы значим что-то, исполняя публичныe роли, но никогда

НИГИЛИСТЫ.

Нигилист [от латинск. nihil — «ничто»: человек, ничего не признающий, отрицатель] — общественно-политический и литературный термин, широко распространенный в русской публицистике и художественной лит-pe 60-х гг. В романе И. С. Тургенева «Отцы и дети, впервые напечатанном во 2-й книге «Русского вестника» за 1862, имеется следующий диалог: «Ну, а сам господин Базаров собственно что такое?» — спрашивал П. П. Кирсанов своего племянника Аркадия. — «Что такое Базаров? — Аркадий усмехнулся. — Хотите, дядюшка, я вам скажу, что он собственно такое?» — «Сделай одолжение, племянничек». — «Он — нигилист». — «Как?» — спросил Николай Петрович, Павел Петрович поднял на воздух нож с куском масла на конце лезвия и остался неподвижен. — «Он — нигилист, — проговорил Николай Петрович. — Это от латинского слова nihil, ничего, сколько я могу судить; стало быть, это слово означает человека, который... который ничего не признает?» — «Скажи: который ничего не уважает», — подхватил Павел Петрович... — «Который ко всему относится с критической точки зрения», заметил Аркадий. — «А это не все равно?» — спросил Павел Петрович. — «Нет, не все равно. Нигилист — это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип...» — «Вот как. Ну, это я вижу, не по нашей части. Мы, люди старого века, мы полагаем, что без принсипов... без принсипов, принятых, как ты говоришь, на веру, шагу ступить, дохнуть нельзя. Vous avez chang? tout cela» (Вы все это отменили — Л. К.). Кирсановы и Базаров в романе Тургенева — представители не только двух поколений, но и двух враждующих мировоззрений — так по крайней мере казалось автору. Мы можем пойти дальше и сказать, что это представители двух враждовавших между собой классовых

41 групп той поры: крепостнического дворянства и разночинной интеллигенции, боровшейся на перовом этапе своего развития против крепостнического порядка во имя капиталистического развития страны по американскому образцу. Термин «нигилизм», которым в приведенном выше диалоге автор, представитель дворянской культуры, характеризует мировоззрение представителя разночинной интеллигенции, не был выдуман И. С. Тургеневым. Он мог заимствовать этот термин из журнальной полемики конца 20-х гг., в к-рой Н. И. Надеждин (см.) употребил его для отрицательной характеристики новых по тому времени течений в области литературы и философии (ср. его ст. «Сонмище нигилистов» в «Вестнике Европы», 1829, № 1 и 2). Но ни в 30-х гг. ни впоследствии, вплоть до появления «Отцов и детей» Тургенева, термин этот не был наполнен никаким конкретным общественно-политическим содержанием и не получил распространения. Только образ Базарова в романе Тургенева сделал это слово широко известным, боевым термином, к-рый затем в продолжение десятилетия не сходил со страниц политической и художественной лит-ры и повидимому еще более широко был распространен в быту определенных слоев русского общества того времени. Как часто бывает в лит-ой и политической борьбе, кличка, брошенная врагами, была подхвачена теми, против которых она была направлена. Точный перевод термина «Н.» — «люди, ничего не признающие» — далеко не передает того конкретного содержания, к-рое получил этот термин в реальной групповой и классовой борьбе на арене политики и лит-ры. Окрещенные этим именем люди отнюдь не отрицали всего и не лишены были определенных «идеалов», как хотел истолковать это латинское слово П. П. Кирсанов. Сам Базаров, первый Н. в русской лит-pe, при самом своем появлении вызвал к себе весьма сложное и как будто бы противоречивое отношение критики и читателей. Теперь не может быть уже сомнения в том, что автор этим своим образом пытался осудить первые ростки современного ему революционно-демократического движения. Так именно и поняло образ Н. дворянское правительство Александра II. «Справедливость требует сказать, — значится в «Отчете о делах III Отделения е. и. в. канцелярии и Корпуса жандармов за 1862 г.», — что благотворное влияние на умы имело сочинение известного писателя Ивана Тургенева „Отцы и дети“. Находясь во главе современных русских талантов и пользуясь симпатией образованного общества, Тургенев этим сочинением, неожиданно для молодого поколения, недавно ему рукоплескавшего, заклеймил наших недорослей революционеров едким именем нигилистов и поколебал учение материализма и его представителей». От этого знака равенства, поставленного дворянским государством между Н. и революционерами, не отказывался и сам автор Базарова в те моменты, когда он считал необходимым, в интересах самооправдания перед молодым поколением, стушевывать подлинную тенденцию своего романа. В одном из своих оправдательных

42 писем к представителю тогдашней радикальной молодежи Тургенев писал о Базарове: «Я хотел сделать из него лицо трагическое... Он честен, правдив и демократ до конца ногтей. И если он называется нигилистом, то надо читать: революционером» (Письмо И. С. Тургенева К. К. Случевскому, «Первое собрание писем И. С. Тургенева», СПБ, 1885, стр. 104—105). Это признание Тургенева и свидетельство III Отделения документально восстанавливают тот реальный смысл, к-рый вкладывался в термин «нигилизм» с первого же момента его появления представителями дворянского общества: для них Н. был синонимом революционера. А в то же время в быту Н. оказывался любой семинарист, к-рый, отказавшись от духовной карьеры, стремился в университет, и девушка, полагавшая, что в выборе мужа она может руководствоваться собственными симпатиями, а не расчетами и приказами семьи. Для дешифровки реального общественно-политического содержания этого термина чрезвычайно характерно одно из заявлений М. Н. Каткова, редактора того журнала, в к-ром появилось это слово, и наиболее трезвого, реального и расчетливого политика и идеолога дворянской монархии. Отстаивая перед Катковым как перед редактором интересы Тургенева, единомышленник последнего П. В. Анненков, отвечая на упреки Каткова в том, что Тургенев прикрасил Базарова, заметил: «В художественном отношении никогда не следует выставлять врагов своих в неприглядном виде, напротив, надо рисовать их с лучшей стороны». — «Прекрасно-с, — полуиронически и полуубежденно возразил Катков. — Но тут кроме искусства, припомните, существует еще и политический вопрос. Кто может знать, во что обратится этот тип? Ведь это только начало его. Возвеличивать спозаранку и украшать его цветами творчества — значит делать борьбу с ним вдвое трудней впоследствии». Здесь с точки зрения нашей темы интересна конечно не катковская оценка художественных методов Тургенева, употребленных им при обрисовке Н., a политическая прозорливость идеолога крепостнического государства, разглядевшего в окарикатуренном образе интеллигента-разночинца развивающуюся силу революционно-демократического движения. Эта оценка нигилизма как синонима революционного движения со стороны представителей крепостнического государства и дворянской культуры отнюдь не исключала того, что реальный образ Н. в лице тургеневского Базарова вызвал негодование и возмущение именно тех революционных групп, мировоззрение и психологию к-рых Тургенев хотел представить в образе своего героя. «Большая часть молодежи приняла роман „Отцы и дети“, который Тургенев считал своим наиболее глубоким произведением, с громким протестом. Она нашла, что „нигилист“ Базаров отнюдь не представитель молодого поколения», сообщает например П. Кропоткин в своих «Записках революционера». «Современник», вокруг к-рого тогда под знаменем Н. Г. Чернышевского группировались наиболее жизнеспособные

43 и зрелые элементы идеологов революционно-демократического движения, относился к лит-ому воплощению нигилизма в лице Базарова резко отрицательно. Это критическое отношение опять-таки диктовалось отнюдь не лит-ыми приемами Тургенева, а тем обстоятельством, что ученикам и продолжателям дела Чернышевского образ революционера, возглавляющего массовое крестьянское движение против крепостнического государства (а таков был в основе критерий «Современника»), представлялся гораздо более широким в идейном смысле и глубоким в смысле психологическом, чем тот окургуженный образ, к-рым этот революционер оказался в кривом зеркале творчества романиста-дворянина. Однако вся критика, направленная группой Чернышевского против сведения образа революционера до базаровского нигилиста, не исключала того, что «Современник» видел и конечно относился положительно к прогрессивным элементам нигилизма как умственного движения, направленного против крепостнического хозяйства и дворянской монархии. В то время, когда слова «нигилизм», «Н.» стали боевыми литературно-политическими терминами, далеко еще не закончилась в России та эпоха, к-рую Ленин характеризовал как эпоху переплетения демократизма и социализма. В широких кругах разночинной интеллигенции, представлявшей тогда реальные кадры революционного движения, далеко еще не завершился процесс кристаллизации политической и социальной мысли, процесс отделения либерализма от социализма. Господствующими в мировоззрении широких кругов этой интеллигенции были антикрепостнические, антидворянские и антимонархические элементы. Отрицание крепостнического хозяйства, полицейской монархии, феодального «домостроевского» быта и морали, всей вообще дворянской культуры, включая сюда конечно и дворянскую эстетику, — составляло, в тот момент основное содержание пробуждавшейся критической мысли разночинной интеллигенции. Социалистические учения и социалистические идеалы играли при этом довольно незначительную и во всяком случае несамостоятельную роль. Правильнее всего этот момент в развитии интеллигентской мысли можно охарактеризовать как «просветительство», т. е. как критику всего феодального строя с точки зрения свободного разума, т. e., говоря в конкретных исторических терминах, с точки зрения идеалов буржуазно-капиталистической культуры. Подобной точкой зрения и основанной на ней теоретической критикой и практической деятельностью никак конечно не могли удовлетвориться те передовые элементы движения, которые усвоили себе критику капиталистического строя хотя бы с точки зрения социалистов-утопистов. Но для широких масс разночинной интеллигенции, только что поднимавшейся к исторической жизни и хлынувшей в конце 50-х и начале 60-х гг. в столицы и города из глухих провинциальных углов, «нигилизм» был закономерной и необходимой ступенью развития. Великая освободительная роль

44 умственного движения, окрещенного врагами «нигилизмом», в истории русской мысли и быта, культуры вообще не подлежит сомнению. Очень важна его роль и в истории русской науки. Достаточно вспомнить здесь о тех глубоко прочувствованных и горячих словах, к-рые посвятил умственному движению, связанному с именем «нигилизма», такой выдающийся ученый, как К. А. Тимирязев, в своей работе «Пробуждение естествознания в третьей четверти века» («История России XIX в.», т. VII, стр. 27—28). Сюда же относится восторженная апология нигилизма в статьях Д. И. Писарева (см.). Характерное для нигилизма 60-х гг. «отрицание авторитетов», подчеркивание прав разума, критическое отношение ко всем установленным и общепринятым политическим, экономическим и бытовым идеалам и положениям, увлечение естественными науками, отстаивание прав личности, в частности наиболее угнетенной женской личности, не выходило за пределы буржуазных интересов и знаменовало нарождение той группы интеллигенции, которая необходима самому капиталистическому способу производства. Но эта новая сила, прорвавшаяся на арену истории сквозь расщелины поколебленного уже здания феодализма и крепостничества, неизбежно должна была в дальнейшем подвергнуться диференциации. Прав был поэтому и «Современник», отрицательно относившийся к узости и элементарности того антикрепостнического протеста, к-рый был отражен в общераспространенном нигилизме, и Катков, предвидевший, что из типа Н. может вырасти гораздо более опасный для основ не только крепостнического, но и капиталистического строя тип революционера и социалиста. Уже Кропоткин, сам переживший влияние эпохи нигилизма, отметил, что «нигилизм, с его декларацией прав личности и отрицанием лицемерия, был только переходным моментом к появлению новых людей, не менее ценивших индивидуальную свободу, но живших вместе с тем и для великого дела». Это оправдалось в том смысле, что если типичный нигилизм 60-х гг. был умственной школой, через которую прошел ряд будущих либералов и мирных культуртрегеров (педагогов, врачей, агрономов, научных деятелей), то он же был предварительной школой и для целого ряда деятелей всего последующего революционного движения 60-х и 70-х гг., выступавшего под гораздо более широким знаменем. Переходный характер нигилизма как общественного и бытового явления обусловил и то, что самый термин «нигилизм» удержался сравнительно недолго. Уже в конце 60-х гг. представители разночинной интеллигенции, сочувствующие революционному движению или прямо принимающие в нем участие, университетская и лит-ая молодежь, молодые врачи, агрономы, статистики, литераторы и пр. усваивают себе в общежитии наименование «радикалов», «народников» и т. д. и отказываются раз и навсегда от клички «Н.». Термин этот остается в распоряжении исключительно антиреволюционной, реакционной и либеральной беллетристики и журналистики, продолжающей

45 на своих страницах под именем Н. давать злобные и грубые карикатуры на разночинную интеллигенцию как на антикрепостническую революционную среду. Таковы романы «Обрыв» Гончарова, «Взбаламученное море» Писемского, «Некуда», «На ножах» Лескова, «Марево» Клюшникова, «Кровавый пуфф» Крестовского, «Перелом» и «Бездна» Маркевича и т. д. Обличение «нигилизма» является движущей пружиной и структурным стержнем всей этой беллетристической продукции. Вся она лишена какого бы то ни было художественного или познавательного значения. Грубая карикатурность центральных действующих лиц («нигилистов»), элементарная мелодраматичность сюжетосложения, аляповатость и однотонность красок и приемов, выпирающая из всех пор произведения, густо подчеркнутая тенденциозность, наконец ничем не затушеванная умственная бедность, ограниченность горизонтов и злобность авторов всех этих «антинигилистических» романов — ставят последние вне пределов художественной лит-ры, низводят их на уровень ремесленных иллюстраций к публицистическим выступлениям реакционной журналистики против революционно-демократической среды. Из всей серии этих антиреволюционных аляповатых лубков, построенных на обличении «нигилизма», следует выделить лишь «Обрыв» Гончарова , в к-ром карикатурный образ «Н.» не до конца перечеркивает художественное и познавательное значение романа в целом и его остальных образов. Именно поэтому «нигилист» Гончарова может еще привлечь к себе внимание исследователя, который с полным правом пройдет мимо «нигилистов» Писемского, Лескова или Крестовского. Марка Волохова из «Обрыва» Гончарова можно с этой точки зрения рассматривать как доведение до художественного абсурда образа тургеневского Базарова. За семь лет разработки образа Н. в лит-pe господствующих классов он окончательно потерял черты честности, правдивости и серьезности (см. выше тургеневские слова о Базарове: «Он честен, правдив и демократ до конца ногтей») и превратился в бесчестного фразера и беспардонного соблазнителя дворянских девиц. Этот образ не мог уже вызвать никаких недоумений в демократической среде, как это было с Базаровым. «Для изображения Марка, — писал Шелгунов после появления «Обрыва», — г. Гончаров опустил кисть в сажу и сплеча вершковыми полосами нарисовал всклокоченную фигуру, вроде бежавшего из рудников каторжника... Г. Гончарову кто-то наговорил, что завелись в России злодеи, и попросил принять против них литературные меры. И вот г. Гончаров уподобился молодому петуху, прыгающему со страху на стену». В. Короленко совершенно правильно отметил, что автор «питал к Марку Волохову глубокое отвращение и ненависть». Эта эволюция лит-ого типа Н. от Базарова к Волохову, от Тургенева к Гончарову, не стоит ни в каком соответствии с подлинным процессом идейного и морального роста революционно-интеллигентских групп в русском

46 обществе шестидесятых годов. Зато она превосходно иллюстрирует род испуга лит-ры господствующих классов перед разночинцем-революционером, что в свою очередь лишь отражало их страх перед крестьянской революцией. Л. Каменев

Литературная энциклопедия. 2012

В наших краях слово нигилизм воспринимается до сих пор неверно. Это началось еще с романа Тургенева «Отцы и дети», где не назвал «нигилистом» Базарова, отрицавшего взгляды «отцов». Огромное впечатление, произведённое произведением «Отцы и дети», сделало крылатым и термин «нигилист». В своих воспоминаниях Тургенев рассказывал, что когда он вернулся в Петербург после выхода в свет его романа — а это случилось во время известных петербургских пожаров 1862 г., — то слово «нигилист» уже было подхвачено многими, и первое восклицание, вырвавшееся из уст первого знакомого, встреченного Тургеневым, было: «Посмотрите, что ваши нигилисты делают: жгут Петербург!»

На самом деле нигилизм – это отрицание существования самостоятельных «смыслов» в любом виде: в том числи и вотрицании особой осмысленности человеческого существования, значимости общепринятых нравственных и культурных ценностей, непризнании любых авторитетов. Нигилизм близок к реализму и опирается только на фактологическую базу. По сути нигилизм близок к критическому мышлению и скептицизму, но имеет более широкое философское толкование. Для меня классический нигилизм – это теоретическая база минимализма и осознанности. Поэтому предлагаю вам для размышления следующий текст Виджея Прозака «Вера в ничто».

Вера в Ничто

Нигилизм сбивает людей с толку. «Как вы можете заботиться о чем-то, или стремиться к чему-то, если верите, что ничто не имеет значения?», спрашивают они.

В свою очередь, нигилисты указывают на допущение присущего значения и проблемы этого допущения. Нуждаемся ли мы в том, чтобы существование значило что-либо? В любом случае, существование остается таким как есть, независимо от того, что мы думаем об этом. Мы можем делать с ним то, что хотим. Некоторые из нас будут желать большей красоты, большей эффективности, большей функциональности и большей правды, а другие не будут. Это приводит к конфликту.

Нигилисты, которые не являются своего рода «детками-анархистами», как правило, проводят различие между нигилизмом и фатализмом. Нигилизм говорит, что ничто не имеет значения. Фаталисты говорят, что ничто не имеет значения, и ничто не имеет значения для них лично. Это разница между отсутствием авторитетной фигуры, говорящей вам, что правильно, и отказом от идеи делать что-либо, поскольку никто не будет утверждать, что то, что вы делаете, будет правильно.

Что такое нигилизм?

Как нигилист, я понимаю, что смысла не существует. Если мы исчезнем как вид, и наш прекрасный мир испарится, вселенная не будет плакать о нас (это состояние называется жалким заблуждением). Никакие боги не вмешаются. Это просто случится, а вселенная будет продолжаться далее. Нас не будут помнить. Мы просто перестанем существовать.

Таким же образом, я признаю, что когда я умру, наиболее вероятным исходом будет прекращение бытия. В этот момент я перестану быть источником своих мыслей и чувств. Эти чувства существовали только внутри меня, будучи только электро-химическими импульсами, и их больше не будет, когда я уйду.

Далее, я признаю, что нет золотого стандарта для жизни. Если я выскажу замечание, что жить в загрязненных пустошах глупо и бессмысленно, другие могут не увидеть этого. Они могут даже убить меня, когда я упоминаю об этом. Потом они пойдут дальше, а меня уже не будет. Будучи равнодушными к своему загрязненному месту, они будут продолжать жить там, не обращая внимания на иной существующий вариант.

Дерево, незаметно падающее в лесу, издает звук. Лес не может распознать его как звук, потому что лес являет собой взаимодействие многих форм жизни, а не организованность некоторого центрального принципа или сознания. Они просто делают то, что делают. Точно так же игра Девятой симфонии Бетховена не вызывает никакой реакции у тарелки с дрожжами. Бесчувственность остается невнимательной, также как и сама вселенная.

Многие люди ощущают себя «маргинальными», когда думают об этом. Где же Великий Отец, который услышит их мысли, проверит их чувства, и точно скажет, что правильно, а что нет? Где написано на стене законченное доказательство, слово Божье? Как мы определенно узнаем, что это правда, и, если все же это правда, то так ли это важно?

Смысл является человеческой попыткой сформировать мир в нашем собственном воображении. Нам нужен смысл существования, но мы чувствуем сомнение, когда пытаемся заявить о нем, как о собственном творении. Таким образом, мы ожидаем некоторого внешнего смысла, который можно показать другим, и они согласятся, что он существует. Это заставляет нас осуждать все идеи, с которыми мы сталкиваемся, как угрозы или подтверждения спроецированного внешнего смысла.

Этот дистанциированный менталитет далее подтверждает нашу склонность считать мир отчужденным в сознании. В нашем разуме причины и следствия – одно и то же; мы используем свою волю, чтобы сформулировать идею, и вот она, в символической форме. Когда, однако, мы пытаемся применить идею к миру, мы можем оценить, как мир будет реагировать на неё, но часто ошибаемся, и это вызывает сомнение.

В результате мы хотим отделить мир от сознания и жить в мире, созданном в сознании. В этой гуманистической точке зрения, каждый человек является важным. Каждая человеческая эмоция священна. Каждый человеческий выбор заслуживает уважение. Пытаться насаждать собственную спроецированную реальность везде, где можно, из-за страха бесчеловечности мира в целом, значит идти против мира.

Нигилизм аннулирует этот процесс. Он заменяет внешний смысл двумя важными точками зрения. Во-первых, это прагматизм; вопросы являются следствиями физической реальности, и, если духовный мир существует, он должен функционировать в реальности, параллельной физической. Во-вторых, это преференциализм; вместо того, чтобы «доказывать» смысл, мы выбираем то, что привлекательно – и признаем, что биологическое происхождение определяет наши нужды.

Отвергая жалкие антропоморфные заблуждения, такие как присущие нам «смыслы», мы позволяем себе избавиться от антропоморфизма. Значение морали (или любое другое значение в жизни человека) отбрасывается. Такие сущности являют собой последствия. Последствия не определяются их влиянием на людей, но их влиянием на мир в целом. Если дерево падает в лесу, оно издает звук; если я истребляю вид, и никакой человек не увидит этого, это в любом случае произошло.

Словарь скажет вам, что «нигилизм – это доктрина, которая отрицает объективное основание истины и особенно моральных истин». Но это не доктрина, а метод (научный метод), который начинает выползать из гетто наших умов. Это утихомирит ту часть нашего ума, которая утверждает, что реальны только наши человеческие точки зрения, и вселенная должна адаптироваться под нас вместо того, чтобы мыслить здраво, самим адаптируясь к вселенной.

С этой точки зрения, нигилизм является шлюзом и основой философии, а не философией самой по себе. Это конец антропоморфизму, нарциссизму и солипсизму. Это когда люди, наконец, развиваются и обретают контроль над своим собственным умом. Это – отправная точка, когда мы можем вернуться к философии и заново проанализировать всё, что наша точка зрения ближе к реальности за пределами нашего ума.

Духовный нигилизм

Хотя многие считают нигилизм отвергающим духовность, все же ясное изложение нигилизма – это отсутствие внутреннего смысла. Это не исключает духовности, разве что только чувство её неотъемлемости. Это означает, что духовность нигилизма исключительно трансценденталистская, т.е. наблюдая за миром и находя в нем красоту, мы обнаруживаем духовность, выходящую за его пределы; мы не требуем отдельного духовного авторитета или отсутствия таковых.

Было бы неправильно утверждать, что нигилизму свойственен атеизм или агностицизм. Атеизм непоследователен: приписывание смысла отрицанию Бога – это ложная объективность, как и утверждения о том, что можно доказать существование Бога. Агностицизм делает духовность вращающейся вокруг концепции неопределенности в отношении идеи Бога. Светский гуманизм заменяет Бога идеализированными личностями. Все это бессмысленно для нигилиста.

По мнению нигилиста, любые божественные сущности существуют подобно ветру – это сила природы, без морального уравновешивания, без всякого внутреннего смысла своего существования. Нигилист может обратить внимание на существование бога, а затем пожать плечами и пойти дальше. В конце концов, существуют многие вещи. Для нигилиста наиболее важен не смысл, но устройство, характер и взаимосвязь элементов во Вселенной. Наблюдая за этим, вы сможете открыть для себя смысл через интерпретацию.

Это, в свою очередь, позволяет нам сделать невынужденный моральный выбор. Если мы ищем опору в другом мире, где нас вознаграждают за то, что не вознаграждается здесь, мы ничем не жертвуем. Если мы верим в то, что вне мира должен существовать хороший Бог, мы клевещем на мир. Даже если мы думаем, что существует способ делать правильные вещи, и что мы можем получить за это награду, мы не делаем моральных выборов.

Моральный выбор происходит, когда мы понимаем, что не существует непреодолимой силы над нами, вынуждающей принять то или иное решение, кроме нашей склонности заботиться о последствиях. При этом нам следует быть достаточно жесткими интеллектуально, чтобы почитать природу, космос и все, что принесло нам сознание. На самом деле, мы можем выказывать своё почтение миру только в том случае, если воспринимаем жизнь как дар, и поэтому решили укрепить и пополнить природный порядок.

В нигилистическом мировоззрении вопрос о том, будем ли мы жить или же умрем как вид, не имеет неотъемлемой ценности. Мы можем остаться, или нас сдует, подобно сухому листу – Вселенную это мало волнует. Здесь мы должны отделить суждение или заботу о последствиях от самих последствий. Если я выстрелил в кого-то, и он умер, следствие здесь – его смерть. Если у меня нет суждения об этом, это означает не больше, чем постоянное отсутствие этого человека.

Если Вселенная также не имеет суждений, то остается только постоянное отсутствие этого человека. Нет космических выводов, нет суда богов (даже если мы выбрали веру в них) и никаких разделяемых эмоций. Это событие и ничего более, как дерево, падающее в лесу, звук падения которого никто не слышит.

Поскольку нет присущих суждений в нашей Вселенной, и нет абсолютного и объективного смысла суда, эти вопросы – наши предпочтения в отношении последствий. Мы можем выбрать не существовать как вид, в котором безумие и здравомыслие имеют одинаковый уровень значения, так как выживание больше не имеет значимости для нас. Наше выживание, по сути, не оценивается как хорошее; это от нас зависит – делать это или нет.

В нигилизме, как и в любой другой развитой философии, конечной целью является сделать «вещи просто такими, какие они есть» или достаточно растолковать себе, что не следует путать инструмент (сознание) и объект (мир). Для нигилиста наибольшая проблема – это солипсизм, или смешение разума с миром; наше же решение показывает, что человеческие ценности, которые мы считаем «объективными» и «присущими», всего лишь притворство.

Нигилизм ставит нам условия, вместо того, чтобы реализовывать нас. Он ничего не отрицает по поводу внутреннего смысла существования, и не создаёт ложную «объективную» реальность на основе того, что бы мы хотели увидеть в действительности. Вместо этого он предлагает нам выбрать желание существовать и работать с тем, что происходит в реальности.

Полностью актуализированный человек может сказать: я исследовал, как устроен этот мир; и я знаю, как прогнозировать его отклики с разумным успехом; я знаю, что действие будет вызывать какой-то эффект. То есть, мы можем сказать, что когда я хочу вызвать определенный результат, я согласую это с организацией нашего мира, и тогда все получается.

Это возвращает нас к вопросу об обнаружении красоты и изобретательности; некоторые полагают, что красота присуща некоторым подходам к организации формы, тогда как другие считают, что мы можем создать её по своей собственной воле. Нигилист мог бы сказать, что закономерности, определяющие красоту, не условны и, следовательно, имеют корни в сверхчеловеческом космосе, и что художники создают красоту через восприятие организации нашего мира, далее привнося её в новую, человеческую форму.

Посредством постижения «высшей реальности» (или физической реальности, или абстракций, непосредственно описывающих свою организацию, в отличие от мнений и суждений), как исключительного присущего постоянного свойства жизни, нигилизм подталкивает людей к окончательному моральному выбору. В мире, который требует и добра и зла для выживания, решаем ли мы бороться за то, что хорошо, даже зная то, что может потребоваться использование плохих методов и столкновение с нелицеприятными последствиями?

Окончательный тест на духовность в природе не в том, можем ли мы прославлять всеобщую любовь для всех человеческих существ или объявить себя пацифистами. Он заключается в том, что необходимого мы можем сделать для того, чтобы выжить и улучшить себя, так как это единственный способ приблизиться к миру с трепетным отношением – принять его методы, и посредством невынужденных моральных предпочтений выбрать восхождение и пытаться не падать.

Мы должны совершить прыжок веры и выбрать веру не в существование божественного, но в его способность слияния нашего воображения и наших знаний о реальности. Поиск божественного в продажном и материальном мире требует героически трансцендентной точки зрения, что находится в рабочем порядке святости, ибо этот порядок предусматривает заземление, что дарует нам наше собственное сознание. Если мы любим жизнь, то находим, что это свято и преисполняемся благоговения перед ней, и, таким образом, как нигилисты можем быстро обнаружить трансцендентный мистицизм и трансцендентный идеализм.

С этой точки зрения, легко увидеть, как нигилизм может быть совместим с любой верой, включая христианство. Пока вы не путаете нашу интерпретацию реальности («Бог») с самой реальностью, вы являетесь трансценденталистом, который нашел наш источник духовности в организации физического мира вокруг нас и нашего ментального состояния, которое мы можем рассматривать как параллельную (или аналогичную) функцию. Когда люди говорят о Боге, нигилист думает о моделях деревьев.

Практический нигилизм

Суть нигилизма – трансценденция через устранение ненужных «свойств», являющихся проекциями нашего разума. Когда мы выходим за пределы иллюзии, и можем посмотреть на реальность как на континуум причинно-следственных связей, мы можем узнать, как адаптировать к этой реальности. Это ставит нас выше страха перед ней, который заставляет нас отступать в наши собственные умы – состояние, известное как солипсизм.

Это, в свою очередь, приводит к первичному реализму, который отвергает все, кроме методов природы. Это присуще не только биологии, но и физике и закономерностям наших мыслей. Мы нуждаемся не в присущем смысле; мы нуждаемся только в адаптации к нашему миру, и из палитры предлагаемых вариантов выбрать то, что мы изволим. Хотим мы жить в землянках, или подобно древним грекам и римлянам стремимся к обществу с передовым обучением?

Большинство людей путает фатализм с нигилизмом. Фатализм (или идея о том, что вещи такие, какие они есть, что неизменно) полагается на присущий «смысл» бытия, отказывая ему в эмоциональной силе. Фаталист пожимает плечами и желает, чтобы вещи были другими, но поскольку это невозможно, он игнорирует это. Нигилизм представляет противоположный принцип: благоговейное признание природы как функциональной и действительно гениальной, преисполняясь решимостью постичь её.

Это не философия для слабого сердцем, умом или телом. Она требует, чтобы мы смотрели ясным взором на истины, которые большинство находит раздражающими, а затем нам нужно заставить себя выйти за их пределы в качестве средства самодисциплины по направлению к самореализации. Это подобно тому, что нигилизм удаляет ложные внутренние смыслы, а самореализация удаляет драму вовне и заменяет её чувством цели: какой поиск придаст моей жизни смысл?

В отличие от христианства и буддизма, которые стремятся разрушить эго, нигилизм направлен на разрушение основ, которые приводят к миражу эго о том, что всё принадлежит нам. Он отрицает материализм (или жизнь для физического комфорта) и дуализм (или жизнь для морального бога в другом мире, который функционально не параллелен нам). Любая духовная реальность будет параллельна этой, поскольку материя, энергия и мысли выказывают параллельные механизмы в своей структуре, и любой другой силе будет свойственно то же самое.

Кроме того, эго-отрицание является ложной формой присущего значения. Значение, определенное в негативных терминах, льстит настолько же, насколько его позитивный эквивалент; сказать, что я не крыса – значит утвердить необходимость в крысах. Исключительная и истинная свобода от эго состоит в нахождении замены объекта или сознания на реальность, заменяя голос личности, которую мы часто путаем с миром.

Наши человеческие проблемы на Земле не относятся к описательным упрощениям, предлагаемым в популярной прессе; мы люди исключительные, кроме случаев, когда нас угнетают цари, правительства, корпорации или прекрасные люди. Наши человеческие проблемы начинаются и заканчиваются в нашей неспособности признать реальность и переделать её под себя; вместо этого мы можем выбрать приятные иллюзии и создать негативные последствия, которые можно ожидать.

Если мы не избавимся от страха, он будет управлять нами. Если мы создаем ложное противоядие от наших страхов, такое как ложное чувство внутреннего смысла, мы вдвойне порабощаем себя своими опасениями: во-первых, страхи продолжают существовать, ибо мы не имеем никакого логического ответа на них; а во-вторых, мы находимся в долгу перед догмами, которые, якобы, рассеивают их. Вот почему человеческие проблемы остаются относительно неизменными на протяжении веков.

Как философский фундамент, нигилизм дает нам инструмент, с которым мы можем подойти ко всем частям нашей жизни и понять их. В отличие от чисто политических и религиозных решений, оно лежит в основе всего нашего мышления, и, удаляя ложные надежды, дает нам надежду в работе своими собственными обеими руками. Там, где другие гневаются против мира, мы бунтуем для него – и, таким образом, обеспечиваем разумное будущее.