Андрей Рублев - основоположник московской школы живописи, художник, автор фресок и икон, в том числе всемирно известной работы «Рождество Христово».
Сведений о его жизни истории известно немного. Имя Андрей дано ему при монашеском постриге. Мирское имя иконописца историкам неизвестно. По немногочисленным уцелевшим сведениям современников, Рублев был скромным, смиренным, тихим человеком.
Происходил он из семьи иконописцев. Вся жизнь его была посвящена монашескому служению. Известность к нему как к живописцу пришла довольно рано.
Коротко о жизни и творчестве Андрея Рублева
Некоторые источники утверждают, что он родился в некоторые называют местом его рождения Великий Новгород. Приблизительной датой рождения считается 1380 год.
Год его кончины и место захоронения известны доподлинно. В 1428 году живописец похоронен в Спасо-Андрониковом монастыре, где в настоящее время открыт музей его имени.
Относительно развернутые данные о его жизни и работе появились в 1918 году, когда в ходе реставрации Успенского собора во Владимире были расчищены его фрески и обнаружены иконы Звенигородского чина. Самой яркой композицией из фресок Рублева считается «Страшный суд». Сумрачная сцена представлена живописцем как торжество высшей справедливости и носит не мрачный, а, скорее, праздничный характер.
Раннее творчество Рублева характеризуется теплой эмоциональной окраской. Работы, написанные в этот период, пропитаны благоговейной радостью и духовной красотой. Одной из самых знаменитых считается икона «РождествоХристово».
Более поздний период жизни Рублева связан с началом междоусобных воин на Руси, повлекших разрушение моральных идеалов. Внутренняя гармония автора не находила поддержки извне, что явственно отразилось на творчестве этого времени. Образы и краски становятся мрачнее.
С 1425-го по 1427 год Андрей Рублев в союзе с создал иконостас Троицкого собора в Троице-Сергиевом монастыре.
До наших времен сохранилась лишь малая часть работ мастера. Его авторству принадлежат «Живоначальная троица», «Сошествие во ад», «Благовещенье», «Вознесение», «Сретение».
Икона Рождества Христова: описание и дата создания
Икона написана на липовой доске. Временем ее завершения считается 1405 год. До наших дней икона сохранилась в среднем состоянии. В левом нижнем углу, в месте скрепления досок, наложен новый слой левкаса в виде продолговатого пятна. Внизу справа также имеются две вставки. Прежний левкас частично утрачен по всему периметру иконы. Киноварная окантовка сохранилась только в верхней части. На поле иконы, в области головы младенца Иисуса, видны повреждения от гвоздей, скрытые воском и левкасом. Мелкие латки заметны также на лице Богоматери, мафории и хитоне.
На лицевом поле иконы, от верхнего до нижнего края, проходит трещина. Еще одна имеется в слое левкаса, в центральной области композиции. Время сильно истончило и во многих местах разрушило красочный слой иконы. Золото, которым были окрашены нимбы, крылья ангелов, части одежды и купель, практически полностью утрачено. и пробелы в одеяниях сохранились слабо. В наиболее целостном виде - лики пастухов и Самомии.
Композиция и цвета иконы
Икона "Рождество Христово" выполнена в зеленовато-желтоватых, белых, прозрачно-оливковых тонах. Благодаря такому подбору цветов и теней весь образ кажется воздушным и невещественным.
В центре композиции изображена лежащая на киноварном ложе Божья Матерь, облаченная в темно-красную ризу (мафорий). Она полулежит, опершись на руку, отвернувшись от младенца. За ее спиною четко вырисовывается черный фон пещеры, где и произошло Рождество Христово. Икона Андрея Рублева образ Марии представляет доминирующим над остальными фигурами в композиции.
Сверху изображены ясли, вплотную примыкающие к ложу Богоматери. Новорожденный Христос окутан в белую пелену, перевязанную киноварным свивальником, который указывает на то, что именно этот младенец - Мессия.Икона «Рождество Христово», значение и ее смысл будут, несомненно, понятны и близки не только верующим, но и людям, так или иначе знакомым с историей происхождения этого православного праздника.
В правой верхней части показаны два ангела, прославляющих рождение Христа, с противоположной стороны, также сверху, - трое волхвов на лошадях. В нижнем поле справа изображена сцена Иисуса двумя служанками. В настоящее время икона «Рождество Христово» находится в Благовещенском соборе Кремля, где увидеть ее может каждый желающий.
История иконы
Икона была спасена от уничтожения в 1960 году. Директор Нижегородского областного музея вывез ее из разрушенного храма, сохранив таким образом до наших дней. Из Нижнего Новгорода шедевр тайно вывезли в Москву. Однако столичные реставраторы не сразу смогли распознать истинный сюжет - Рождество Христово. Икона Андрея Рублевабыла скрыта под красочным слоем 19-го века.
Иконография события
Рождение Иисуса Христа - величайший праздник для христиан всего мира во все времена. Это событие ознаменовано появлением на свет Спасителя. Однако православные мастера, соблюдая традиции, добавляли в свои работы определенные подробности, придающие им больше живости и теплоты. Поклонение волхвов, омовение младенца, славословящие ангелы дополняют запечатленное событие. Работа Андрея Рублева является неповторимым образцом православной иконографии рождения Христа. Ликованием и радостью наполнены не только религиозные ритуалы, посвященные этому дню, но и иконы Рождества Христова. Православные образы этого праздника основаны на правилах византийского письма, для которого характерны строгое следование канонам и точная догматичность.
Иконы праздничного ряда
Творения великого иконописца по праву занимают важное место в сокровищнице русской православной живописи. Догматические сюжеты автор раскрасил теплым эмоциональным и философским содержанием.
Икона праздника Рождества Христова входит в цикл праздничных икон: "Благовещение", "Рождество Христово", "Сретение", "Крещение", "Воскрешение Лазаря", "Преображение", "Вход в Иерусалим". Несмотря на то что принадлежность этих работ авторству Рублева не подтверждена доподлинно, выполнены они с соблюдением всех авторских приемов, которые использовал в своей работе иконописец.
Рождество Христово в творчестве других художников
Андрей Рублев был далеко не единственным автором, в чьих работах отразилось величайшее событие для всех христиан. Его кисти принадлежит известнейший образец канонической живописи на тему рождения Мессии: икона Рождества Христова. Описание работ других авторов большей частью повторяет содержание шедевра Рублева. Это обстоятельство во многом объясняется тем, что у основанной Рублевым московской школы живописи было большое количество последователей.
Вифлеем, храм Рождества Христова: иконы
Как сказано выше, Рождество Иисуса - великое событие, одно из немногих заложивших основы христианской веры. Оно сформировало не только целое направление иконописи, но и оставило грандиозный след в церковной архитектуре.
По праву является одной из главнейших когда-либо существующих христианских святынь. Построен он в 325 году н. э. на месте пещеры, где, по преданию, появился на свет младенец Иисус. В 529 году церковь сожжена при восстании самаритян, но вскоре была полностью восстановлена при правлении императора Юстиниана.
Одной из самых знаменитых икон храма считается чудотворный образ Пресвятой Богородицы Вифлеемской, исполняющей молитвы всех просящих. Среди прихожан и туристов она пользуется такой же популярностью, как рублевская икона Рождества Христова. В Вифлееме ежегодный наплыв молящихся насчитывает несколько сотен тысяч человек.
Особенной отличительной чертой образа является то, что Богородица изображена на нем улыбающейся, тогда как в традиционной религиозной живописи лик Богоматери выражает скорбь или умиление. Одной из ярчайших работ, созданных в таких традициях, является икона «Рождество Христово». Значение ее символов для православной веры трудно переоценить.
На одной из 44 колонн храма находится мироточащий образ Спасителя, который верующие христиане также считают чудотворным.
Он вызывает такой же трепет и благоговение, как иконы Рождества Христова. Православные всего мира приезжают в Вифлеем, чтобы поклониться этим святыням. В убранстве храма до наших дней сохранились части драгоценной мозаики времен царя Константина.
Главная святыня
Главная часть храма - пещера, в которой появился на свет Иисус Христос. Само место его рождения отмечено серебряной звездой в мраморном полу и окружено 15 горящими лампадами. 5 из них принадлежат армянам, 4 - католикам, а 6 - православной греческой конфессии. Пещера неглубокая, продолговатой формы, ее длина - примерно 12 метров, а ширина - 4 метра.
Рядом с расположен престол "Святых Яслей", на котором можно увидеть восковое изображение младенца Иисуса.
Рождество Христово, день, когда Спаситель явился в наш мир – великое для каждого христианина событие. Чувством радости и ликования наполнены церковное богослужение праздника и многочисленные иконы Рождества Христова, неоднократно становившиеся предметом внимания исследователей, богословов и искусствоведов, темой для художественных выставок.
Иконография Рождества Христова складывалась постепенно, как и богослужение праздника, однако, основные ее черты наметились уже в раннехристианский период. Основными источниками иконографии стали Евангелие и церковное предание, в том числе апокрифическое протоевангелие Иакова.
Примечательно изображение Рождества на знаменитом троне Максимиана, бывшим архиепископом Равенны в середине 6 века. Трон украшен большим количеством резных пластин из слоновой кости. На одной из них Младенец лежит на сложенном из каменных блоков одре, рядом с ним – вол, осел и Иосиф Обручник, вверху Вифлеемская звезда. Перед одром возлежит Богоматерь, к которой обращается женщина, показывая свою правую руку. Сюжет восходит к 20 главе протоевангелия Иакова, в которой повествуется о Саломее, усомнившейся в чистоте Богоматери. После этого рука, которой она дотронулась до Пресвятой Девы, усохла. Исцеление Саломея получила от прикосновения к Спасителю.
Прямоугольный каменный одр, на котором Младенец лежит в сцене на троне Максимиана, а так же на реликварии Санкта-Санкториум (Ватикан) и миниатюре из Евангелия Рабулы, по мнению известного исследователя византийского искусства К. Вайцмана, представляет собою алтарь с нишей в центре для хранения реликвий. Изображение Христа на алтаре связано с темой Евхаристии и может трактоваться как прообраз получившей распространение в византийском искусстве иконографической схемы мелисмос, в которой Младенец изображается на престоле как евхаристическая жертва.
На одной из ампул (VI-VII вв.), служивших паломникам для переноса св. воды или елея, а ныне известных как ампулы Монцы, Рождество Христово представлено в центре, среди других праздников. В этом памятнике отразились важные особенности византийской иконографии по сравнению с раннехристианской – навес больше не изображается, на заднем плане виден выход из пещеры, звезда располагается в центре вверху. Иосиф сидит у яслей в задумчивой позе, Богоматерь лежит. Отныне Она всегда будет изображаться с нимбом.В целом иконография Рождества Христова сложилась к 7 веку. После периода иконоборчества сюжет будет часто изображаться в иконописи, миниатюре и декоративно-прикладном искусстве на основе общей схемы. Постоянными элементами композиции будут являться пещера и Вифлеемская звезда, приведшая волхвов ко Христу.
Первым о рождении Спасителя в пещере упоминал живший во II веке св. Иустин Мученик, а во времена Оригена уже показывали пещеру, в которой родился Спаситель. После прекращения гонений на христиан, императором Константином Великим над этой пещерой был сооружен храм, о котором писал древний историк Евсевий. Таким образом, в восточнохристианском предании прочно закрепилось представление о Рождестве Господа в пещере, что и оказало влияние на изображения. В символическом истолковании гора, в которой находилась пещера Рождества, стала соотноситься с самой Богородицей, а пещера – с её чревом, вместилищем Невместимого Бога. По другому толкованию, пещера понимается как темное место, означающее собою падший мир, в котором воссияло Солнце правды – Иисус Христос. Что же касается Вифлеемской звезды, то, по объяснению святых отцов, она являлась воплощением ангельской силы. Возможно, именно поэтому на некоторых поздних русских иконах и фресках (например, на фреске 1680 года из церкви Ильи Пророка в Ярославле) сцену Рождества венчает фигура летящего ангела со звездой в руках. Однако, в наиболее ранних памятниках, прежде всего византийских, звезда изображается над яслями, и на Младенца сходит сноп света, как, например на мозаике Палатинской капеллы в Палермо XII века.Основная композиция Рождества (изображение спеленатого Младенца в яслях в пещере, животных у яслей, возлежащей Богоматери и сидящего Иосифа) в различных памятниках будет дополняться изображением ангелов, славословящих Господа, сценой Благовещения пастухам, сценами путешествия и поклонения волхвов и Омовения Младенца.
Изображение ангелов в верхней части икон Рождества Христова получило широкое распространение с VIII-IX вв., причем в последующие столетия неуклонно росло их количество – если сначала изображались две-три фигуры, то в поздних русских памятниках мы видим уже целое небесное воинство, славословящее Господа. Различно бывает и количество пастухов, пришедших поклониться Младенцу. Интересно отметить встречающуюся с XI века фигуру пастушка, радующегося событию и играющего на рожке. Эта деталь прямо соотноситься со службой Рождества на вечерне: «Господу Иисусу рождшуся от Святыя Девы, просветишася всяческая: пастырем бо свиряющим (то есть играющим на свирели), и волхвом покланяющимся, ангелом воспевающим, Ирод мятяшеся, яко Бог во плоти явися…»Если об ангелах, пастухах и волхвах рассказывается в Евангелии (Мф.2, 1-12; Лк.2, 6-20), то письменный источник, на который ориентировались художники, создавая сцену Омовения Младенца Христа, не установлен. Доподлинно известно лишь то, что впервые эта ставшая впоследствии постоянной деталь иконографии Рождества встречается в христианском искусстве западного мира и присутствует в оратории Папы Иоанна VII в Риме (рубеж VII-VIII вв.). Первыми примерами изображения Омовения в искусстве Византии являются книжные миниатюры 8-9 веков, например, армянского манускрипта Сан-Лазаро в Венеции и Хлудовской Псалтири.
Очень редко в иконах Рождества Христова встречается изображение св. пророка Исайи, предрекшего рождение Спасителя от Девы. Так, в рукописи XI века, происходящей из монастыря Есфигмен на Афоне, в иллюстрации к тексту Слова св. Иоанна Дамаскина на Рождество на одной из миниатюр рядом с яслями Спасителя представлен пророк Исайя. А на иконе Рождества Христова строгановского мастера Михаила конца 16 века из Русского музея в Санкт-Петербурге пророк изображен у изголовья Богоматери. В руках он держит свиток с текстом пророчества: «Се Дева во чреве приимет, и родит Сына...» (Ис. 7, 14)
Среди встречающихся в сцене Рождества персонажей недоумение у исследователей вызывает загадочная фигура старца в шкурах, беседующего с Иосифом. Н.В. Покровский считал, что это один из пастухов, пришедших поклониться Христу . Существует так же мнение, что это сын Иосифа, Иаков, по преданию сопровождавший святое семейство по дороге в Вифлеем. Однако он не мог изображаться старцем, поскольку был молодым человеком и в других памятниках представлен без бороды. По другой версии, которую разделяет Е. Луковникова, в образе старца в шкурах изображается дьявол, искушающий Иосифа о девстве Богоматери . Чаще всего старец опирается на клюку или посох, иногда на нем в головной убор в виде шляпы. В очень редких случаях он беседует не с Иосифом, а с самой Богоматерью, как, например, на иконе-таблетке из Сергиево-Посадского музея-заповедника. |
На Руси образы Рождества были чрезвычайно популярны. Конечно, русские иконописцы следовали византийской иконографической схеме, но дополняли ее различными подробностями и деталями. Рождественский цикл уже в XI-XII веках почти всегда представал в расширенном варианте, в который включалось, к примеру, не только поклонение волхвов, но и их путешествие со звездой. Так, конные изображения восточных мудрецов присутствуют в монументальной живописи собора Антониева монастыря в Новгороде, соборе Мирожского монастыря в Пскове, Борисоглебской церкви в Кидекше и Кирилловской церкви в Киеве (все – 12 века), в то время как в греческих мозаиках и фресках этого времени такие примеры единичны.
В связи с обзором монументальных ансамблей следует отметить, что в византийской и русской живописи рассматриваемому нами сюжету уделялось особое место. Чаще всего Рождество Христово изображалось в паре с Успением Богоматери – сюжеты находились друг напротив друга, например, на южной и северной стенах. Это символическое противопоставление рождения во плоти и нового рождения после смерти для жизни на небесах подчеркивалось схожими иконографическими мотивами. В Рождестве Спаситель в пеленах лежит в яслях, а в Успении Христос держит в руках душу Богоматери, представленную в виде спеленатого младенца. Подобно тому, как Господь вверил Себя Пресвятой Деве в Рождестве, Богоматерь вверила свою душу Христу во Успении. Наглядное сопоставление в храмовом пространстве этих сюжетов знаменательно потому, что они иллюстрируют начало и завершение истории спасения – от Боговоплощения до вознесения нетленной плоти Богородицы. Примеры такого решения программы росписи храмов существуют в различных регионах бывшего византийского мира – на Кипре, в Болгарии, Сербии, Греции и России.
Особую популярность на Руси получили иконы с изображением Собора Богоматери. Этот праздник отмечается на следующий день после Рождества Христова, и по смыслу и характеру богослужения тесно с ним связан. 26 декабря (по новому стилю – 8 января) христиане чествуют Пресвятую Деву как Матерь Сына Божия, послужившую тайне Боговоплощения.
Иконография Собора Богоматери сложилась постепенно, на основе собственно иконографии Рождества, с изменениями под влиянием текста рождественской стихиры: «Что Ти принесем, Христе, яко явился еси на земли, яко человек нас ради: каждого от Тебе бывших тварей благодарение Тебе приносит: ангели пение, небеса звезду, волсви дары, пастырие дивление, земля вертеп, пустыня ясли, мы же, Матерь Деву…».
Центром композиции становится образ Богоматери на престоле с Младенцем на коленях, позади престола могут изображаться ясли Спасителя. Богоматери поклоняются волхвы и пастыри, в нижней части изображаются человеческий род и персонификации Земли и Пустыни в виде женщин, одна из которых, согласно тексту стихиры, приносит вертеп, пещеру, а другая – ясли. В людской толпе, восхваляющей Богоматерь, обычно выделялись гимнографы, авторы службы Рождеству – свв. Иоанн Дамаскин и Косма Маюмский, а так же другие святые, цари и царицы. На Балканских фресках изображали исторических персонажей, современников художника.
Самой ранней иллюстрацией рождественской стихиры на Руси является икона, созданная в Пскове в начале XV века, а ныне хранящаяся в Государственной Третьяковской галерее. Особое внимание обращает на себя колорит иконы, и выделяющиеся на его фоне три фигуры в белых одеяниях. Можно предположить, что здесь представлены волхвы, поклонявшиеся Младенцу, а впоследствии, по преданию, принявшие святое крещение. Белые одежды, таким образом, символизируют их очищение от первородного греха.Другими примерами иконографии «Собора Богоматери» на Руси являются фреска Похвальского придела Успенского собора Московского Кремля, икона «Что Ти принесем» из собрания П.Д. Корина. В XVI веке композиция сюжета усложнялась введением многочисленных дополнительных персонажей, особенно большого количества святых, предстоящих Младенцу и Его Матери.
Рассмотренные нами лишь некоторые примеры иконографии Рождества Христова показывают, с каким благоговением относились иконописцы к этим образам, как важно им было не только представить евангельскую сцену «исторически», в соответствии с церковным преданием, но и наполнить ее глубоким символическим содержанием, присущим иконе. Осмысление многочисленных деталей иконографии и понимание их значения важно для осмысления изображаемого события, являющегося началом нашего спасения.
Святой образ преисполнен чувствами ликования и духовной радости, он стал значимым не только для верующих, но и для исследователей и различных художественных выставок. Два тысячелетия иконописцы создают фрески и иконы, на которых демонстрируется Младенец в яслях, Пречистая Богородица, её супруг Иосиф и животные рядом с ними. Образ под названием «Рождество Христово» ведает о великих событиях, произошедших множество столетий назад.
История создания образа
Праздник появления на свет Мессии символизирует начало новой эры в истории христианской религии.
Торжество считается двунадесятым (одним из 12 важнейших) и отмечается 7 января, ему предшествует Рождественский пост. Первые упоминания о празднестве относятся к IV столетию, появление его связано со стремлением Церкви искоренить языческий культ , в котором поклонялись Солнцу. Православные в день 7 января встречают друг друга фразой: «Христос родился!», а в ответ слышат - «Славим Его!».
Священный рождественский образ создан А. Рублевым , он считается художественным произведением и вызывает духовный восторг у истинных христиан. Согласно сведениям истории, написание иконы относится ко времени «средней античности» (начало XV столетия). Основным материалом полотна выступила липа. Оригинальный рождественский образ сохранился в отчасти целостном состоянии.
Описание иконы
Рождественская икона, созданная А. Рублевым, считает великим произведением искусства и придает верующим духовных сил. Полотно разделено на несколько сюжетных линий, каждая из которых символизирует какую-то определенную тему.
- На общем фоне наблюдатель заметит синтез нескольких оттенков: зеленого, белого цвета и желтого. Подобное сочетание позволило художественному произведению стать ярким и натуральным, а контуры главных персонажей обрели достаточную правдоподобность.
- В центре сюжета - Пречистая Богоматерь, опирающаяся на правое предплечье, руками она придерживает Младенца Христа. По задумке автора Богородица - ключевая фигура в событии появления Мессии на свет.
- В верхней части произведения изображены святые ангелы, собравшиеся здесь, чтобы прославить новорожденного Младенца и возвестить о новой эре в истории христианской религии. Первый небесный посланник одет в красные одежды, руки он держит в складках одеяния, - это символ смирения. Ангел располагается ближе к свету, идущему от Господа, другой, одетый в ярко-зеленое, разговаривает с ним. Третий небесный посланник облачен в багряное, он благовествует простодушным пастухам о том, что Мессия пришел на землю.
- Снизу полотна демонстрируются две служанки, участвующие в ритуале купания Христа. Одна держит новорожденного Христа на руках, а другая льет воду в купель. Этот эпизод демонстрирует безостановочность жизненного пути. Икона создана таким способом, что Младенец находится сразу в двух местах: в колыбели и на руках одной из служанок. Этот художественный прием говорит о несостоятельности понятия «время».
Иконы в честь других праздников:
Дополнительные сюжеты иконы
Около яслей наблюдатель может заметить головы священных животных - осла и вола. Они являются символами объединения людей разных национальностей, которые вскоре получат спасение от Мессии.
- Поместив животных на полотно, А. Рублев подчеркнул, что в самом городе Вифлееме не нашлось места для Младенца. Вол символически подразумевает еврейскую нацию, которая с давних времен ожидала появление Спасителя, осел - олицетворение языческого мира. Два противоположных мировоззрения встретились в Вифлеемской пещере, - происхождение не имеет значения, важно то, что все обратились к Господу.
- Вверху полотна находятся три мудреца, которых еще называют волхвами. Эти люди проделали далеких путь за Вифлеемской звездой, с собой они несли великие подаяния (ладан, золото и благовония), олицетворяющие Бога, царя и предсмертное состояние. Волхвы разнятся в возрасте, это подразумевает то, что к спасению души приходят во всякое время.
- Слева на полотне находится Иосиф-Обручник, который был покровителем Пречистой Девы. Мужчина изображен сидящим, он принял решение тайно отпустить Марию, потому что в еврейской традиции от женщины, совершившей прелюбодеяние, мужья отказывались. Однако Иосифу во сне явился небесный ангел и разрешил все его сомнения на этот счет, оповестив, что Младенец - от Духа Святого.
- Один из пастухов, общающийся с Обручником, изображен в одежде из шкур, - подобное одеяние носили самые нищие люди. Два других пастыря опираются на посохи и слушают вести о появлении Младенца на свет. Рядом с ними автор изображает животных, это означает, что всякая тварь радуется этому великому событию. Еврейские пастухи круглосуточно пасли овец, которых в свое время приносили в жертву в храмах. Эти пастыри жили простой, добродетельной жизнью и больше других ждали прихода Мессии.
Икона «Рождество Христово» из Благовещенского собора Московского Кремля
Значение иконы
Молитва перед рождественской иконой избавляет человека от финансовых проблем и безработицы , а также помогает исцелиться от различных болезней и душевных переживаний. В самом прошении восхваляется день появления Христа на свет, православный народ обращается к Господу за помощью и желает обрести мир и гармонию.
Важно! Каждый обязан понять, взирая на икону, что Господь всемогущ, а Его Сын отдал жизнь ради всех остальных. Необходимо мысленно пройти путь от пещеры до Голгофы вместе со Спасителем и осознать связь между человеком и Богом.
Слово «Вифлеем» переводится с иврита как «дом хлеба», этот город не являлся крупным населенным пунктом, но стал свидетелем грандиозного религиозного события. Древние христиане построили над пещерой Рождества Христова небольшую церковь, которая устояла перед набегами персов, увидевших на фресках своих предков и отступивших в страхе.
Христиане обращаются к иконе, чтобы исцелиться от болезней и перебороть финансовые неприятности.
Икона Рождества Христова
Бог, во Христе, явился нам небывалым и непостижимым образом. Языческие народы могли себе представить Бога великого, Бога небесного, как бы воплощающего все великое, величественное, дивное, о чем человек может мечтать на земле. Но только Бог мог открыться человеку, каким Он открылся в Рождестве Христовом: Бог стал одним из нас. Но не в славе, а в немощи; беспомощным и обездоленным; уязвимым и как будто побежденным; презренным для всех, кто верит только в силу и в земное величие. В эту первую ночь, когда Бог стал человеком, когда Самый Живой Бог обитал плотью среди нас на земле, Он приобщился к самой тяжелой человеческой обездоленности. Никто не принял Его Мать под кров свой; все сочли Его чужим, все отослали Его на далекий, бесконечный путь, который простирался перед странниками без крова и без привета. И они пошли – и в эту первую ночь Христос приобщился всем тем, которые из века в век проходят через жизнь и телесно, и духовно отброшенными, презренными, нежеланными, исключенными из человеческого общества. А таких людей в истории человечества – несметное количество. Одиночество – страшное, жгучее, убийственное одиночество, которое снедает сердца стольких людей, было долей Пречистой Девы Богородицы, Иосифа Обручника и только что родившегося Христа. Он был чужой, никем не желанный, исключенный и выброшенный. Это – начало пути Его; и на этом пути Он приобщился, как я сказал, всем, кто так живет и в наше время, чужим среди людей, которые должны быть для них братьями; презренны они, побеждены – подлостью, трусостью и злобой человеческой. Уязвимы они по хрупкости своей, по беззащитности своей. Наше дело, христиан, увидеть в них образ Того Бога, Которого мы благоговейно сегодня чтим, и таких принять, как мы приняли бы теперь Христа, если бы Он явился перед нами обездоленным, уязвимым, беспомощным, презренным, ненавидимым, гонимым.
Вот каким явился перед нами Бог, потому что Он захотел стать одним из нас, чтобы ни один человек на земле не стыдился своего Бога: будто Бог так велик, так далек, что к Нему приступа нет. Он стал одним из нас в нашем унижении и в обездоленности нашей; и Он не постыдился нас, “стал как мы все”, не только по материальной, земной, физической обездоленности, не только по душевной оставленности любовью людской, но потому, что Он сроднился – через Свою любовь, через Свое понимание, через Свое прощение и милосердие, – Он сроднился и с теми, которых другие от себя отталкивали, потому что те были грешниками. Он пришел не праведных, Он пришел грешников возлюбить и взыскать. Он пришел для того, чтобы ни один человек, который потерял к себе самому уважение, не мог подумать, что Бог потерял уважение к нему, что больше Бог в нем не видит кого-то достойного Своей любви. Христос стал Человеком для того, чтобы все мы, все без остатка, включая тех, которые в себя потеряли всякую веру, знали, что Бог верит в нас, верит в нас в нашем падении, верит в нас, когда мы изверились друг во друге и в себе, верит так, что не боится стать одним из нас. Бог в нас верит, Бог стоит стражем нашего человеческого достоинства. Бог – хранитель нашей чести, и ради того, чтобы мы могли в это поверить, это увидеть воочию, наш Бог становится обездоленным, беспомощным Человеком. Только те, которые верят в силу и ни во что иное, только те, которые верят в свою праведность, не найдут пути к Нему, пока не покаются, пока не увидят, что смирение, любовь, жалость, милосердие – закон жизни.
Но во Христе не только явился нам Бог с Его любовью, верой в нас, как страж нашего достоинства, как блюститель нашей правды – Он явил нам величие человека. Если Бог мог сущностно стать Человеком, неужели мы не понимаем, как велик человек? Неужели не понимаем: человек так велик, что Бог может стать Человеком и человек остается собой? И что так велика тварь, которую Бог призвал к бытию, что человек может вместить в себя Бога? И что вещество, наша плоть, наша кровь, кость наша, всё вещество наше способно быть Бого-носным, соединиться с Божеством и остаться собой? И явиться нам в славе, величии, которого мы не видим, но которое видит Бог, ради которого Он нас сотворил и все сотворил?
Всмотримся в этот образ Воплощения: Христос нам явил смирение и любовь Божию, веру Божию во всю тварь, в нас, грешников, падших, и нам явил одновременно, как мы можем быть велики и как глубока, бездонно глубока тварь Господня. Вот с этой верой мы можем жить, можем становиться людьми во всю меру Христова воплощения, и рассматривать мир, в котором мы живем, не только как мертвый материал, а как то, что призвано стать в конце концов как бы видимым одеянием Божества, когда Бог станет всем во всем.
Какая слава, какая радость и надежда! Воспоем с благоговением, любовию и трепетом Рождество Христово; оно для нас жизнь вечная уже на земле, и оно – слава всего тварного в вечности на небеси. Аминь!
Митрополит Антоний Сурожский. Рождество Христово. 1970 г.
Евдокимов П.Н.
До IV века Рождество Христово праздновалось одновременно с Крещением; тем самым оно входит в величественное целое Святых Богоявлений; этим объясняется, что икона Рождества Христова светится сиянием «трисолнечного света». Прикровенное присутствие Пресвятой Троицы невидимо заливает все своим светом, создавая высшую догматическую гармонию и оправдывая наименование этого дня как «Праздника Светов». В богослужебных книгах он именуется также «Пасхой». Литургический год протекает, таким образом, между двумя равно значимыми полюсами: Пасхой Рождества и Пасхой Воскресения, каждая из которых уже свидетельствует о другой.
Рождество Христово.
Икона письма прп. Андрея Рублева. 1405 г.
Благовещенский собор Московского Кремля
Не претендуя на окончательность формулировок, можно все-таки отметить различные акценты церковных традиций. На Западе, под влиянием францисканцев, празднование Рождества приобретает более красочный характер, включая столь популярное сооружение ясель. Набожное чувство умиленно сосредоточивается на человеческом аспекте тайны; это очень интимный праздник «Святого Семейства»: Младенца Иисуса, Его Матери Марии и плотника Иосифа. Такая композиция весьма распространена на Западе и совершенно неведома Востоку. В ней на первом плане Человек-Бог, а не Богочеловек.
Восток, строго хранящий верность догматическому Преданию, решительно отсекает подобную эмоциональность. Это заметно уже в порядке праздничных богослужений. В следующий за Рождеством день празднуется Собор Пресвятой Богородицы, а в ближайшее воскресение – память праведных Иосифа Обручника, праотца царя Давида и Иакова, брата Господня, – не как членов «семейства», но как действительных архетипов тайны; наконец, 1 января (по старому стилю) особо вспоминают святителя Василия, как одного из главных защитников Никейского догмата.
Содержание богослужения передает основоположный воспитательный принцип. Оно – не средство, но самостоятельный образ, модус жизни, и потому носит существенно теоцентрический характер. Участвуя в богослужении, человек приучается сосредоточиваться не на самом себе, а на Боге, на Его величии. Литургический свет освещает человеческую природу и изменяет ее, – но это лишь вторичное, бескорыстное его действие. Человек не должен ничего добавлять к присутствию Божию. Временами человеку следует не стремиться всеми силами к какой-то утилитарной цели, а всем существом раскрыться в чистом славословии, подобно царю Давиду, плясавшему перед ковчегом. Тому же учат ангелы. Во время литургии они в трепете закрывают крыльями свои лица. В праздник Рождества литургический теоцентризм подчеркивает чудо. Но чудесно не то, что ограниченное способно вместить Беспредельного, – чудесно непостижимое самоограничение Того, Кто беспределен, Его безмерное Человеколюбие , благодаря которому Он умаляется и является в образе Сына Человеческого. Праздничное песнопение прекрасно выражает это с помощью искусно подобранных контрастирующих образов:
«Днесь рожда́ется от Де́вы, руко́ю всю содержа́й тварь:
пелена́ми я́коже зе́мен повива́ется, И́же существо́м неприкоснове́нен Бог.
В я́слех возлежи́т утверди́вый небеса́ сло́вом в нача́лех»
.
Литургические тексты говорят больше о Боге, облекающемся плотью, чем о Младенце из Вифлеема: «Нас бо ра́ди роди́ся Отроча́ мла́до, преве́чный Бог» . Младенец упоминается ради того, чтобы с большей силой подчеркнуть сияние Божества в человечестве: рождение Бога.
Догматическое содержание праздника выступает в строгой иерархии ценностей: прежде всего, это – Бог в Его нисхождении, затем – чудо Девственного материнства, ответ Бога на fiat, «да будет», произнесенное Марией, которое было непременным условием Воплощения с человеческой стороны, несказанным «коррелятом»: творение зачинает собственного Творца; наконец, цель любви Божией к человеку – обожение человека: «Сообра́зен бре́нному умале́нию, растворе́нием, Христе́, быв, и прича́стием пло́ти го́ршия, подав Боже́ственнаго естества́, земле́й быв, и пребы́в Бог» . В воспитательных целях мысль постоянно возводится от осязаемого к тайне: «И́же держа́вною руко́ю созда́вый тварь, утро́бы зри́тся зда́ние» .
«Ваши же блаженны очи, что видят...», – говорит Господь (Мф. 13, 16). И Церковь поет: Поклоня́емся Рождеству́ Твоему́, Христе́, покажи́ нам и Боже́ственная Твоя́ Богоявле́ния (стихира навечерия, глас 6-й). На рассматриваемой иконе свет как бы является точкой перспективы, чтобы направить всю композицию к Его восшествию.
Икона эта написана в XVI веке и принадлежит Новгородской школе. Ее первоначальная композиция, вероятно, восходит к изображению в храме, основанном Константином на самом месте Рождества. Возвращаясь из Святой Земли, паломники несли святой еле́й (масло) в сосудах, на которых, в основных чертах, уже имелось это изображение (IV и V века).
С необыкновенной ясностью и простотой икона точно воспроизводит евангельское повествование, причем делает это таким образом – и в этом сила ее воздействия, – что догматическое содержание в едва неуловимых тонкостях запечатлевается в душе верующего и продолжает звучать в ней почти с музыкальным изяществом.
Зеленый, красный, коричневый и пурпурный цвета создают цветовую гамму, хорошо сочетающуюся со сдержанным изяществом линий. Ничего лишнего, главное прекрасно выделено, композиция продуманно выверена. Тщательно отработанные пропорции подчинены уравновешенности всего целого и четкой ритмичной композиции каждого сюжета. Стройность рисунка мягко сочетается со всей хроматической гаммой. Мастерское сочетание теплого пурпурного, струящегося золотом красного и звонкого зеленого тонов с высветленными участками свидетельствует о высокой художественной зрелости иконописца. В музыке чувство наслаждения вызывается некоторыми аккордами; в изобразительном искусстве наивысшее проявление гармонии достигается чистой красотой, непосредственно отражающей божественное, прежде всякого дидактического воздействия содержания иконы. Каждая фигура, каждая сцена вводится в единую композицию, симфонию иконы с помощью продуманных ассонансов, созвучий и диссонансов. При этом цвет и форма не просто отражают мир сей, – иконописец воспользовался колоритом, чтобы усилить выразительность линий; он обращается одновременно к зрительной и слуховой восприимчивости и благодаря строгости стиля достигает полноты звучания.
После первых мгновений созерцания иконы вас охватывает внутреннее волнение, и словно отдаленное, но все яснее звучащее пение, возникает ощущение тихой радости: Матерь Жизни дарует грешному миру радость, осушает слезы.
На рассматриваемой иконе Вифлеемская звезда возникает из священного треугольника, вписанного в божественную сферу. Идентичная композиция с изображением трех световых лучей встречается и на иконах Богоявления и свидетельствует о едва уловимом присутствии Голубя. Но здесь присутствие Духа Святого явно; на звучащую из древности мольбу Исаии, подлинный эпиклезис со стороны человечества: (Ис. 64, 1), Бог ответил: «Дух Святой найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя» (Лк. 1, 35). Дух, по слову отцов Церкви, есть вечное Радование Отца и Сына, Радость о зачатии нового. Потому-то, согласно святому Григорию Богослову, Рождество есть праздник «вос-создания», потому и преисполнено радостью рождественское богослужение: «Вселе́нная, услы́шавши, просла́ви со А́нгелы и па́стырьми хотя́щаго яви́тися Отроча́ мла́до Преве́чнаго Бо́га» (кондак предпразднства, глас 3-й).
Из верхнего треугольника выходит один луч, он означает Единосущие Божие; выходя же из звезды, он расщепляется на три, указывая этим, что все Три Лица участвуют в домостроительстве спасения.
Ликование становится все явственней: «Не́бо и земля́ днесь проро́чески да возвеселя́тся, А́нгели и челове́цы духо́вно да торжеству́ют» . Повод для такой радости действительно потрясает: «Не́бо и земля́ днесь совокупи́шася, ро́ждшуся Христу́: днесь Бог на зе́млю прии́де, и челове́к на небеса́ взы́де»; «игра́ет же вся тварь ро́ждшагося ра́ди в Вифлее́ме Спа́са Го́спода», «да ликовству́ет у́бо вся тварь и да игра́ет» (стихиры на литии). «Прииди́те, ви́дим, пи́щу в та́йне обрето́хом... та́мо обре́теся кла́дезь неиско́пан, из него́ же Дави́д пи́ти дре́вле возжада́ся. Та́мо Де́ва, ро́ждши Младе́нца, жа́жду уста́ви а́бие Ада́мову и Дави́дову» (икос по 6-й песни канона). Человек пал так тяжко, что рисковал утратить не только образ Божий, но и образ человеческий. Бог стал человеком, дабы восстановить первоначальный образ и потрясающее достоинство чада Божия. «Теперь все новое» (2 Кор. 5, 17). Это – воссоздание, возобновление того, чему начало было положено в раю, когда Бог во время «прохлады дня» беседовал с человеком (Быт. 3, 8).
Евангельское повествование о Рождестве поэтично передается кондаком праздника (творение Романа Сладкопевца), который служит литургическим вдохновением иконы: «Де́ва днесь Пресу́щественнаго ражда́ет, и земля́ верте́п Непристу́пному прино́сит; а́нгели с па́стырьми славосло́вят, волсви́ же со звездо́ю путеше́ствуют; нас бо ра́ди роди́ся Отроча́ мла́до, Преве́чный Бог» .
Изображение плавно разворачивается от фигуры в правом нижнем углу; ее вертикальное положение подчеркивается помещенным выше пастырем (эсхатологическая поза, человек-дерево, незыблемый столп между землей и небом); движение описывает круг и замирает в центре композиции, где мир-Shalom Царства: в Вифлееме «рай нам отве́рзеся» , в яслях возлежит «Гроздь Жизни».
Екклезиаст в своем незапамятно-древнем пессимизме всматривался в небо и видел расстояние: «Бог на небе, а ты на земле» (Еккл. 5, 1); пророк Исаия не может сдержать нетерпение, невыносимое для еврейской души: «О, если бы Ты расторг небеса и сошел!» (Ис. 64, 1). Фигура справа представляет именно Исаию , а в его лице и весь сонм ветхозаветных пророков. Динамизм Духа, говорившего устами пророков, дает ход движению и придает всему целому особую выразительность.
Рождество Христово. Икона.
Новгородская школа. Перв. четв. XVI в. ГИМ
Правая рука Исаии указывает на Младенца, сидящего на коленях повивальной бабки Соломониды . Сцена омовения Младенца указывает на то, что Он, будучи долгожданным Мессией, в то же время поистине есть Сын Человеческий: «Произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его; и почиет на Нем Дух Господень» (Ис. 11, 1-2). Одновременно жест указывает на большой куст с зеленеющим побегом; мы видим рядом прообраз, тень вещей и само событие: символическое древо и символизируемого им Младенца. В этом также единство двух Заветов: один восполняется другим. Левая рука Исаии лежит на записях, сделанных по велению Божию: «Возьми себе большой свиток и начертай на нем человеческим письмом: Магер-шелал-хаш-баз» (Ис. 8, 1). Это имя сына пророчицы, им означен конец грозного времени и наступление времени отрады, мессианского времени, «ибо младенец родился нам... Князь мира» (Ис. 9, 6). Величайший пророк Исаия является пророком веры, исповедания ее удивительной силы, отворяющей врата Тайны. Одежды Исаии иконографически сближают его с Иоанном Крестителем и пророком Илией; они – одежды мученика. Согласно иудейскому преданию, Исаия принял мученический венец при Манассии; став одним из «гонимых друзей» Жениха, он является достойнейшим свидетелем Рождества.
В богослужении упоминается и другое пророчество, обращающее наш взгляд к Младенцу: «Волхва́ дре́вле Валаа́ма словесы́ ученики́, му́дрыя звездоблюсти́тели, ра́дости испо́лнил еси́, звезда́ от Иа́кова воссия́в, Влады́ко» . Везде мы встречаем центральный символ света. Звезда предвещает зарю, а за ней ослепительное полуденное сияние Солнца Правды, «просвещающего сидящих во тьме и тени смертной» (Лк. 1, 79) ; «истле́вша преступле́нием, по Бо́жию о́бразу бы́вшаго, всего́ тле́ния су́ща... па́ки обновля́ет му́дрый Соде́тель» . «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11, 33). Неиссле́димы, но веду́т в сердеви́ну Боже́ственного Человеколю́бца: «...Прича́стием пло́ти го́ршия пода́в Боже́ственнаго естества́» (канон, песнь 3); [ср. 2 Пет. 1, 4, «соделались причастниками Божеского естества» ]. «Евы окая́нную утро́бу кля́твы дре́вния разреша́ющее го́рькия», «стезю́ прохо́дну небесе́ полага́ет нам» . Но величие события, когда Христос «приклонил небеса и сошел», не исчерпывается тем, что Он взыскал так низко павшего человека. Есть еще тревожная тайна: враг; и литургические тексты crescendo , с нарастающей силой, указывают на это: «Врага́ смиря́я вознесе́нную горды́ню... да па́дшаго к Себе́ привлече́т первозда́ннаго» . Чтобы показать, до какой степени Господь «приклони́л небеса» , вводится тема трех отроков в «пещи́ о́гненной» : «Спаса́ет... ю́ныя... их же венча пла́мень, незави́стно Го́споду, подаю́щу благоче́стия ра́ди ро́су», «им же повину́ся огнь мно́гий» (7-я песнь). Среди трех отроков, «ходя́щих среди́ огня́, и нет им вреда́» , является таинственный четвертый , «подо́бный Сыну Бо́жию» . Здесь вкратце вся тайна Рождества и Воплощения. «Слы́ши не́бо, и внуши́ земле́, да подви́жатся основания, да прии́мут тре́пет преиспо́дняя: я́ко Бог же и Творе́ц в плотско́е оде́яся зда́ние» . «Я́ко на руно́, во чре́во Девы сшел еси́ дождь, Христе́, и я́ко ка́пли на зе́млю ка́плющия» ; «нече́стно беся́щийся от развраще́ния ми́ра, низложи́л еси́, Всемо́щне, грех» . То, что Бог совершил ради человека – «Посети́л ны есть свы́ше Спас наш, Восто́к восто́ков, и су́щии во тьме и се́ни обрето́хом и́стину» – больше, чем просто его спасение: «Та́инство стра́нное ви́жу и пресла́вное: Не́бо – верте́п; Престо́л Херуви́мский – Де́ву; я́сли – вмести́лище, в ни́хже возлеже́ Невмести́мый Христо́с Бог, Его́же воспева́юще, велича́ем» (ирмос 9-й песни).
В приведенных текстах ясно ощущается нечто неизмеримо большее, нежели лирическое переживание. Тайна столь величественна, даже страшна, что приходится ограничиться как бы намеками, остальное же, по мудрому совету святого Григория Богослова, «да будет почтено молчанием». Крест – это «суд над судом», как говорит святой Максим Исповедник, подразумевая, что наша благая мысль распята, поражена бессилием перед величием Воплощения. Да и как могло бы быть иначе, продолжает святой Максим, если оно «заключает в себе смысл всех тайн Писания» и «тот, кто проникает далее Креста и Гроба, приобщается тайне Воскресения, узнает, ради чего Бог сотворил все». Все заключено в едином событии и отражается в нем. Святой Иоанн Златоуст говорит, что праздник Рождества уже содержит Богоявление, Пасху и Пятидесятницу. Святой Григорий Нисский учит, что «тройная преграда: смерть, грех и поврежденная природа – есть порождение греховной воли». То, чего Адам не смог достичь в своем превозношении, Бог осуществляет вместо него в Своем уничижении. На сатанинское завистливое вожделение Божественного Бог щедро отвечает даром обожения. «На зе́млю сшел еси́, да спасе́ши Ада́ма, и на земли́ не обре́т сего́, Влады́ко, да́же до а́да снизше́л еси́ ища́й». «Я́коже све́та свети́льник, ны́не плоть Бо́жия под зе́млю я́ко под спуд кры́ется, и отгоня́ет су́щую во а́де тьму» .
В Евангелии не упоминается вертеп; об этих тайных глубинах земли говорит Предание. Икона верно следует литургическим текстам и дает поразительное их истолкование: темный треугольник пещеры, сумрачный провал входа в ее глубины, – это ад. Чтобы достичь бездны и стать «сердцем творения», Христос таинственно избирает местом Своего рождения глубину пропасти, где зло таится с особой силой. Христос рождается под сенью смерти, Рождество приклоняет небеса до ада, и мы созерцаем лежащего в яслях Вифлеемского Агнца, победившего змия и даровавшего миру мир (молитва после Литургии).
На иконе Христос ничем не напоминает идиллический образ младенца; Он – уже муж скорбей (Ис. 53, 3). Символы крещения – крест и купель – прообразуют крещальную купель Богоявления; сразу вспоминается полная драматизма 6¬я глава Послания к римлянам, где о крещении говорится как образе смерти. Действительно, пелены Младенца в точности таковы же, как погребальные пелены, изображаемые на иконе Воскресения, и странная неподвижность Вифлеемского Агнца заставляет вспомнить слова из утрени Великой Субботы: «Сия́ бо есть благослове́нная Суббо́та. Сей есть упокое́ния день, во́ньже почи́ от всех дел Свои́х Единоро́дный Сын Бо́жий» . «Спит Живо́т, и ад трепе́щет» . Конечную цель этого покоя указывают и рождественские песнопения: «Плени́цы грехо́вные разреша́яй пелена́ми», «пелена́ми повива́ется, разреша́ет же многоплете́нные плени́цы прегреше́ний» ; пелены, то ли младенческие, то ли погребальные, пророчествуют о попрании смерти через смерть. Волхвы, как это подсказывается текстами, предызображают жен-мироносиц. Бог посылает волхвов, чтобы они поклонились Ему, предсказывая своими дарами – золотом, ладаном, смирной – Его Тридневное Воскресение, «искуше́но зла́то, яко Царю́ веко́в: и лива́н, я́ко Бо́гу всех: я́ко тридне́вному же мертвецу́, сми́рну Безсме́ртному» .
Младенец на иконе помещен точно на высоте «золотого соотношения», «золотого сечения»: это – классическая пропорция Креста. Таким образом, в иконе присутствует Крест, а Младенец находится в средокрестии.
Он лежит в вертепе, это уже схождение Слова в ад и, быть может, самое яркое изображение пролога Евангелия от Иоанна: «Свет во тьме светит» (Ин. 1, 5). Абсолютная полярность, содержащаяся в этих словах, заставляет понимать «тьму» в ее предельном значении как тьму преисподней и указывает на весь драматизм Божественного Промысла в истории: во времени осуществляется мучительнейшее сосуществование Света и мрака, Бога и сатаны... В вечности же «пра́ведное возсия́ Со́лнце», «егда́ снизше́л еси́ к сме́рти, Животе́ Безсме́ртный, тогда́ ад умертви́л еси́ блиста́нием Божества́» (догматик и тропарь воскресные, 2-й глас).
Рядом с яслями вол и осел: это снова отсылка к пророчеству Исаии: «Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего; а Израиль не знает (Меня), народ Мой не разумеет» (Ис. 1, 3). Символизм жертвенного тельца и ослицы, на которой Царь въезжает в Иерусалим, дополняется изображением пастухов с овцами и растений; все это не имеет ничего общего с буколической идиллией, а указывает на мессианское достоинство Младенца: «Он будет питаться молоком и медом, доколе не будет разуметь отвергать худое и избирать доброе» (Ис. 7, 15). Земля обетованная есть образ Царства Мессии, где течет молоко и мед (Исх. 3, 8). Евангелие от Матфея (4, 15-16) цитирует пророчество Исаии (9, 2) и связывает его с вестью о рождения Христа: «Будут выгонять волов и мелкий скот» (на гору мессианскую, Ис. 7, 25); все это точно отражено в иконе.
Но пастухи сразу напоминают нам и образ Пастыря-Мессии. Значение пещеры проливает очень любопытный свет на притчу о Добром Пастыре (Ин. 10, 1-21), которая предстает как толкование Иоанном «сошествия во ад». Двор овчий, где овцы ждут истинного Пастыря, Мессию, есть ад, «долина смертной тени» (Пс. 22, 4). Кто не дверью входит во двор овчий, тот «вор и разбойник» (Ин. 10, 1). Вор – имя сатаны, который не может войти через дверь – Христа, и проникает к овцам кривыми путями лжи. Пастырь-Мессия, «зовет своих овец по имени и выводит их» (Ин. 10, 3), Он является для того, чтобы вывести их из двора овчего – ада, даровать им жизнь, обновить человечество, «приводя́ вся к Све́ту Живоно́сному» . Тема Пастыря обретает новую глубину: Он не только охраняет и ведет, Он также изводит от смерти к жизни.
Таким образом, икона являет всю полноту своего эсхатологического и мессианского содержания: она возвещает о Рождестве, в котором все уже сбывается, и о повергающей в трепет тайне Бога, становящегося Человеком, и о всем, что следует из этих событий. Вечность и время здесь сплетаются. Действительно, в Проскоми́дии , которой начинается православная Литургия, приносится Агнец, «закланный от создания мира»; это заклание в вечности божественной любви. Евхаристический Агнец возлагается на ди́скос и, совершив как бы это предвечное заклание, священник устанавливает над Агнцем звезди́цу , – звезду Вифлеемскую, произнося при этом: «И прише́дши звезда, ста верху́, иде́же бе Отроча́» (Мф. 2, 9); так начинается Литургия, в которой осуществляется заклание во времени.
Вифлеемский Агнец есть уже Агнец Евхаристический. Некогда в пустыне еврейскому народу служила пищей манна, «хлеб с неба» (Ин. 6, 31). Ныне в глубинах адской пустыни предлагается «Хлеб Жизни». «Прииди́те, возра́дуемся Го́сподеви, настоя́щую та́йну сказу́юще: средосте́ние граде́жа разруши́ся, пла́менное ору́жие плещи́ дае́т, и Херуви́м отступа́ет от дре́ва жи́зни, и аз ра́йския пи́щи причаща́юся» . По преданию, Крест был сделан из древесины райского «древа жизни». Крест, водруженный в сердцевине космоса, расцвел вновь зеленеющим Древом Жизни, предлагающим плод бессмертия – святую Евхаристию.
«Ра́дуйся, Звездо́, явля́ющая Со́лнце. Ра́дуйся, Заре́ та́инственного Дне». Рядом с пещерой возлежит облеченная в царскую порфиру Basilissa – Царица Богоматерь. Она устало склонила голову на руку, взгляд Ее погружен в созерцание Благовестия спасения, Она «сохраняет все слова сии, слагая в сердце Своем» (Лк. 2, 19). Она, Мать, однако, смотрит не на Младенца; Она принимает всех нас и признает нас за Свое новорожденное дитя; вместе с тем, тут раскрывается все Ее достоинство. Она – «цвет человечества», Та, в Ком все человечество произнесло fiat, «да будет».
Смысл этого прекрасно истолковывает Николай Кавасила: «Благовещение было не только подвигом Отца, Его Силы и Его Духа, но также и подвигом воли и веры Пресвятой Девы. Без согласия Пренепорочной, без участия Ее веры это намерение было бы столь же неосуществимо, как и без вмешательства Самих Трех Божественных Лиц. Только лишь после того, как Бог Ее научил и убедил, Он Ее берет Себе в Матери и заимствует у Нее плоть, которую Она желает Ему предоставить. Точно так же, как Он добровольно воплощался, желал Он, чтобы и Матерь Его свободно и по Своему полному желанию Его родила» . Новая Ева, Матерь всех людей, Она от лица всех произнесла Свое fiat, «да будет», и потому Она представляет Церковь. Virgo fidelis , Верная Дева, Она ответила человеческой верностью на непреложность божественного обещания. Именно в Ней исполнилось высшее упование Израиля, именно в Ней осуществились надежды, предвосхищения и предзнаменования, ключ к уразумению которых дает божественная мудрость.
«Пре́жде век от Отца́ рожде́нному нетле́нно Сыну, и в после́дняя от Де́вы воплоще́нному безсе́менно, Христу́ Бо́гу возопии́м...» (ирмос 3-й песни канона), – таинственное Отцовство Бога отражается в человечестве чудесным Материнством Девы. Более сходное с рождением Слова Его Отцом, чем с естественным человеческим зачатием, это чудо указывает, что абсурдно представлять Богоматерь «одной из женщин». Зачав вопреки законам естества и оставаясь Приснодевой, Она изображается на иконах с тремя звездами (на голове и на плечах) – знаками Ее приснодевственности до Рождества Христова, в Его Рождении и после него. Отчетливо выделяясь на окружающем фоне, возлежащая Дева представляет человечество, Она – башня в видении Ерма, Церковь. На это указывают Ее литургические именования, получающие соответствующее воплощение на иконе: Гора́ хва́льная, Гора́ Де́ва (4-я песнь канона), Гора́ несеко́мая, Гора́ свята́я. На этом празднике новотворения Она – наивысший дар, какой человечество когда-либо принесло Богу. «Что Тебе́ принесе́м, Христе́, я́ко яви́лся еси́ на земли́, я́ко Челове́к нас ра́ди? Ка́яждо бо от Тебе́ бы́вших тва́рей благодаре́ние Тебе́ прино́сит: А́нгели пе́ние, небеса́ звезду́, волсви́ да́ры, па́стырие чу́до, земля́ верте́п, пусты́ня я́сли, мы же Ма́терь Де́ву» . Тысячелетиями, из поколения в поколение, человечество готовило этот дар, и вот, на Ее чистоте почил Святой Дух. Это таинственное присутствие Церкви до Иисуса, совпадение устремлений народа израильского и язычников, – племя Измаила ведь уже исповедало Ее Приснодевство.
Слева на иконе изображен Иосиф в глубоком раздумье. Его как бы обособленность явно говорит о том, что не он является отцом Младенца. Литургические тексты передают тревожное смущение Иосифа, его сомнения: «Сия́ глаго́лет Ио́сиф к Де́ве: Мари́е, что де́ло сие́, е́же в Тебе́ зрю? Недоуме́ю и удивля́юся, и умо́м ужаса́юся...» Перед Иосифом стоит диавол в обличии пастуха Тирса, на некоторых иконах он изображается в виде старика с рогами и хвостом. В апокрифах приводятся его искусительные слова: «Как этот посох [он сломан или погнут, это сломанный знак его прежней власти], как этот жезл, лишенный жизненных соков, не может покрыться листвой, так и от такого старца, как ты, не может никто родиться, а дева не может зачать», – и в тот же момент посох покрывается цветами. «Бу́рю внутрь име́я помышле́ний сумни́тельных, целому́дренный Ио́сиф смяте́ся, к Тебе́ зря небра́чней... уве́дев же Твое́ зача́тие от Ду́ха Свя́та, рече́: Аллилу́ия» .
В лице Иосифа икона изображает извечную, всеобщую драму, суть которой всегда одна и та же. Искуситель заявляет, что не существует ничего, кроме видимого мира, и нет иного способа рождения, кроме естественного. Этим отрицается надмирное начало, и в этом трагизм искреннего атеизма, «косного сердца». На некоторых иконах лик святого Иосифа выражает тревогу, почти отчаяние («бурю внутрь имея помышлений сумнительных»), и Пресвятая Дева смотрит на него с бесконечно-глубоким состраданием.
Евангельское благовестие обращено к вере и встречает препятствие сомнения. Страдание Матери отражает страдание Самого Бога, ожидающего ответа свободной воли. Как говорится в богослужении, мы приносим Богу более ценный дар, нежели земные сокровища, – богатство истинной веры.
Рождество Христово.
Двусторонняя икона-таблетка.
Новгород Великий, XVI в. Сергиев-Посад. ЦАК МПДА
В верхней части иконы видны волхвы, лошади которых изображены замечательно легко и живо. «Рождество́ Твое́, Христе́ Бо́же наш, возсия́ ми́рови свет ра́зума, в нем бо звезда́м служа́щии, звездо́ю уча́хуся Тебе́ кла́нятися...» «Многонача́лие челове́ков преста́... Многобо́жие и́долов упраздни́ся» ; «му́дрыя звездоблюсти́тели... язы́ков нача́ток вводи́мый, прия́л же еси́ я́ве» . Здесь кроется великая тайна премудрости Божией. Даниил в Вавилоне, аравиец Иов, царица Савская, повелительница Аравии, или Мелхиседек, царь Салима, без отца, без матери (Евр. 7, 3), «святые» и «праведные», они хоть и были вне Израиля, но «угодили» Богу, ибо «чтили Его и стремились к правде». Отцы часто говорят о «посещениях Слова» прежде Его явного прихода. Наряду с Заветом с Израилем, существует Завет с язычниками; их знание Бога – уже определенная форма веры в Провидение и Его участие в истории: «Слово Божие никогда не переставало являться роду человеческому» (свт. Ириней Лионский). Космическое ожидание Рождества Христова сближает мессианские чаяния иудеев и пророческое вдохновение языческих мудрецов: «Одним Бог дал закон, другим – пророков» (свт. Климент Александрийский). Человеколюбие Божие во все времена принимает жаждущих правды. И если лучшие из них – «рожденные Словом» пророки, то это потому, что превыше человеческого знания и любых умственных построений их сияет Вифлеемская звезда; она указывает путь к Логосу, ведет к теогнозису, богопознанию, и учит молитвенному поклонению. Члены «царственного священства» (1 Пет. 2, 9), философы и ученые, все служители Культуры, в той мере, в какой она есть культ Духа, вдохновляются Параклитом – Святым Духом Утешителем – к славословию. Оправдание их творчества – в светлых прозрениях, когда культура выходит за пределы видимого мира и в пророческом предвосхищении начертывает образ Царства. На некоторых иконах Рождества пастыри радостно играют на свирелях: «Па́стырие свиря́юще, ужа́сно светоявле́ние получи́ша: сла́ва бо Госпо́дня облиста́ их, и А́нгел, воспо́йте, вопия́: я́ко роди́ся Христо́с, отце́в Бог Благослове́нный» (тропарь 7-й песни канона). «Орга́ны уклони́ша плаче́вныя пе́сни... вавило́нскую же разреша́ет лесть всю, и мусики́йския соста́вы, в Вифле́еме возсия́в Христо́с. Тем, воспева́юще, воспои́м...»
Ангелы в золотисто-красном – отблеск величия Божия – предстают на иконе в своем двойном служении: ангелы слева устремлены ввысь, к Источнику Света, здесь – неумолкающее славословие, небесная Литургия; правый же ангел склонился к пастуху, он служит человеку, возвещает ему Воплощение. В его позе сквозит нежность ангельского покровительства, неусыпность ангела-хранителя. В тихий час молчания мы можем ощутить его присутствие, услышать его голос, тот голос, который в Царстве Небесном покажется нам самым близким, самым родным, почти нашим собственным...
Завершающий взгляд на икону дает ощущение чистой радости, даруемой Параклитом – Духом-Утешителем: «Христо́с ражда́ется, сла́вите, Христо́с с небе́с, сря́щите. Христо́с на земли́, возноси́теся. По́йте Го́сподеви вся земля́, и весе́лием воспо́йте, лю́дие, я́ко просла́вися» .
